— Но Ронан, ты на самом деле талантлив. Я видела твои фотографии и читала статью. Журналист была очень впечатлена.
Он невесело улыбается.
— Правда? Что ж, скоро мы узнаем это наверняка. На следующей неделе открывается моя первая выставка.
Я целую его в грудь.
— Ты произведешь настоящий фурор.
— Блэр?
— Да?
Он недолго молчит.
— Если б у тебя было одно желание, что бы ты загадала?
Глядя на него, я ласкаю его левую щеку. Тебя.
— У меня все есть. А ты бы что выбрал?
Он заправляет прядку волос мне за ухо и, наклонившись, целует меня в макушку.
— Я бы украл тебя, увез куда-нибудь, где нас никто не знает, и начал бы все заново.
— Можно, я открою там книжный? — спрашиваю я, чем смешу его.
— Конечно, малыш. Можно все, что захочется. — Улыбаясь краешком рта, он прибавляет: — Если мне можно будет делать с тобой все, что хочется, по ночам.
— Тогда укради меня. — Я усмехаюсь ему в грудь, думая о том, как это просто — мечтать. — Но продолжай. Мне нравится эта фантазия.
— Там не будет ни Лоренса…
— Ни Рэйчел, — прибавляю я.
— Ни Рэйчел, — повторяет он, усмехнувшись.
— А как нас будут звать?
Он выгибает бровь. Но не может спрятать веселье, искрящееся в его прекрасных глазах.
— Миссис Кляйн, вы меня удивляете.
Хихикая, я отодвигаюсь и становлюсь над ним на колени, потом поднимаю левую руку и говорю:
— Лично я не вижу кольца, а ты?
Ронан тянется к тумбочке, на которой лежит блокнот с логотипом отеля. Вырывает оттуда страницу и сворачивает ее в длинную тонкую трубочку. А потом, взяв меня за руку, оборачивает мой безымянный палец бумажной полоской.
— Вот, — заявляет он гордо. — Что вы теперь скажете, миссис Кляйн?
Я стискиваю руку с бумажным колечком в кулак и прижимаю к груди. По-мальчишески прекрасное лицо Ронана расплывается перед глазами, я пытаюсь заговорить, но слова застревают в горле. Сквозь меня рекой несутся эмоции, тянут вниз, отчего становится невозможно дышать.
Сев, Ронан берет меня за руку и ласково целует ее.
— Давай убежим, Блэр. Давай оставим все позади и останемся только вдвоем. Начнем все сначала уже безо всяких преград. — Он усмехается. — И быть может в будущем ты сможешь сделать из меня честного человека и выйти за мою жалкую задницу замуж.
Мои губы дрожат.
— Ронан…
— Почему это обязательно должно быть мечтой или фантазией? — шепчет он хрипло, погружаясь своими длинными пальцами в мои волосы и обхватывая затылок. — Почему это не может стать реальностью?
Я кладу поверх его рук свои руки. Бесстрастно отмечаю, что они тоже дрожат.
— Ты же не хочешь сказать…
— Хочу. Блэр, я хочу провести остаток жизни с тобой. Я хочу смотреть, как растет твой живот, пока ты носишь моих детей. Я хочу каждое утро просыпаться и каждую ночь засыпать рядом с тобой. Как-то раз я сказал, что однажды ты разрешишь мне любить себя, и я тебя никогда больше не отпущу, что я буду любить тебя так, словно это мое единственное предназначение. С тех пор ничего не изменилось. — Он целует меня в кончик носа, после чего прижимается ко мне лбом. — Одной жизни будет недостаточно, когда я с тобой.
— Неужели это происходит на самом деле?
Взяв мое лицо в ладони, Ронан вытирает слезы, которые катятся по моим щекам.
— Да, малыш, — шепчет он так тихо, так ласково, что у меня щемит сердце. — Завтра утром мы отправимся в аэропорт и начнем новую жизнь. Будем жить, заниматься любовью, смеяться. Поначалу у нас будет немного, но я найду работу и с помощью своей камеры буду тебя обеспечивать.
Нарисованная им картинка настолько мила и идеальна, что я будто наяву вижу, как все это происходит. Как по утрам, перед работой, он занимается со мной неспешной любовью. Как я одеваюсь, провожу руками по животу и чувствую там крохотный толчок, полный жизни, а после отправляюсь в свой книжный. Жизнь будет такой замечательной. Мы будем жить просто, но зато будем счастливы.
Прежняя я сочла бы, что это глупо даже обдумывать. Она сказала бы, что любовь в конечном итоге умрет — когда нам станет нечем платить по счетам. Что секс заменится обязательствами, а смех — гудением телевизора. Может, прежняя Блэр и права, но еще я знаю, что в ее жизни не было счастья. У нее были безопасность и деньги. И тем не менее ее сердце оставалось пустым.