В минуты, ясно очерченные как последние, он мечтал не о хлебе, которого так много съел уже на своем коротком веку, а о том сладком кубике…
Кубик таял, становился меньше. Ноэль все жевал и жевал пустоту, и, сделав последнее глотательное движение, успокоился вдруг, представляя яснее ясного, как кубик теперь истаял, улыбнулся придуманной им сладости и больше не шевелился.
Ему повезло много раз. Тело, должное было сгнить, пока его не обнаружат, было найдено уже на утро, когда один из дознавателей, в хмельном угаре, желая постращать хоть кого-то, ударил по двери бывшей лавчонки-починки и дверь – хлипкая и древняя, разлетелась, обнаруживая в глубине комнаты остывшее тело Ноэля.
Дознаватель протрезвел мгновенно. Рванулся к телу, но было поздно – улыбка уже застыла.
Конец