После она попросила, чтобы я еще раз оказала ей благоволение. Я охотно согласилась. Ах, дорогой друг, снова эта женщина заставила меня испытать самое сладостное чувство. Однако, думаю, что мне не следует слишком часто предаваться таким забавам, дабы не превратиться в трибаду. Покончив со вторым кругом удовольствий, достойная дама удалилась, оставив на каминной доске еще двадцать пять луидоров. Что до меня, так я подкрепилась крутым бульоном и проспала до семи вечера, а когда проснулась, сразу принялась описывать приятное происшествие моей дорогой Евлалии.
Из Парижа, 30 августа 1782 года
Дорогая подруга,
В прошлый четверг у Николетты я повстречала немецкого барона, который предложил мне четыре луидора, если я соглашусь поужинать и переспать с ним. Когда подали второе блюдо, вошла Виктория. Она доложила, что меня дожидается в прихожей мужчина, который желает переговорить со мной. Это был Д., из королевских телохранителем. Он бежал из Версаля, чтобы провести ночь в моих объятиях. Я старалась убедить его, что это невозможно, но он и слушать ничего не хотел. «Пусть отправляется восвояси», — сказал он про барона. «Но, — возразила я, — не думай, что он уступит без борьбы». Я умоляла его быть благоразумным и не вовлекать меня в скандальную историю, однако все напрасно — он не прислушивался к доводам здравого смысла. Хорошо еще, что я не потеряла голову и придумала уловку, на которую, к счастью, юноша охотно согласился. Договорившись, что он станет усердно потчевать нашего тевтона крепкими напитками, я представила его барону как родственника, привезшего мне новости о моей семье, и оставила обедать с нами. Когда барон сильно захмелел, я проводила его к себе в спальню, велела горничной постелить на своей кровати чистые простыни, на которые легла с Д., а Викторию отправила к барону. В шесть часов утра Д. ушел, тогда мы с горничной поменялись местами. Когда я легла рядом с бароном, меня тут же сморил сон — настолько я утомилась с Д., что не просыпалась до одиннадцати утра. Вообрази мое удивление, когда, пробудившись, я не увидела рядом барона.
Видимо, устыдившись зрелища, какое он явил минувшей ночью, немец тихо поднялся и выскользнул из дома. Кто бы мог подумать? Как это непохоже на большинство его соотечественников! Те не стали бы терзаться из-за такого пустяка. Я надолго запомню этот эпизод. Прощай, дорогая. Как видишь, я держу свое обещание и никогда не пишу тебе без того, чтобы не поведать нечто, заслуживающее твоего внимания к розыгрышам.
P. S. Забыла рассказать о мужчине с любопытным дефектом, которого я повстречала в заведении Бандерши. У него одно яйцо! Видала ты когда-нибудь такое? Я так в первый раз. Он сообщил мне, что этот недостаток не позволил ему стать священником. Разве не удивительно? По-моему, яйца для них только обуза, коли они должны исполнять целибат. На мой взгляд, их всех надобно кастрировать. Не сомневаюсь, что в этом случае число их уменьшилось бы с необыкновенной быстротою.
Из Парижа, 27 сентября 1782 года
Любимая,
Несколько дней назад в заведении мадам Лебрун произошла занимательная история. Епископ…, одетый в мирское, приехал туда, чтобы немного расслабиться. Он всего лишь несколько минут пробыл с девицей, как явился какой-то молодой грубиян и потребовал ту же самую девушку. Его пытались всячески от этого отговорить, но ничего не помогло: он дошел до того, что выбил дверь в комнату, в которой уединилось Его преосвященство с подружкой. Едва двое мужчин увидели друг друга, один воскликнул: «Вы, аббат?», а второй — «Вы, Ваше преосвященство?» Епископ, стараясь утвердить свой авторитет, сказал: «Уж вас-то я никак не ожидал встретить здесь». Аббата это ничуть не тронуло, и он парировал так: «Ваше преосвященство, прошу вас, оставьте ваши упреки. Это место неподходящее как для меня, так и для вас. Давайте-ка разойдемся полюбовно: вы оставайтесь с этой дамой, я возьму другую, таким образом мы не помешаем друг другу наслаждаться». Епископ согласился на предложение аббата, и оба они замечательно провели время. Напрасно, однако, просили они девиц сохранять этот случай в тайне, ибо у тех не было большого желания, нежели поскорее сделать происшествие достоянием публики. Теперь о нем говорит весь город. Вследствие разразившегося скандала епископу придется на время удалиться в свою епархию. Прощай, душа моя.