— У тебя была подготовлена речь.
— Конечно, я это сделал, Бриджит. Это должно было быть сделано независимо от того, была ты там или нет. Это было задумано, чтобы привлечь его внимание, заставить его показать себя. Но он этого не сделал. Его там не было.
— Нет. Он был занят, посылая людей, чтобы поймать меня.
Мочалка медленно описывает круги между моими грудями.
—Это тоже был я.
Я кладу руку ему на запястье, и он останавливается, но только на мгновение.
—Какого хрена,—шепчу я.
—Такое выражение,—говорит он, и не важно, что сказал Аид в машине, в этом есть какое-то семейное сходство. —Это была стратегия ухода. Даже если бы твой дядя предложил самую высокую цену, развитие событий вышло бы из-под моего контроля.— У него сводит челюсти. —Очевидно, были осложнения.
—Осложнения? Ты так это называешь?— Я в ужасе хихикаю. —Ты знаешь, что сделал мой дядя? Он повалил меня на столешницу, задрал мне платье и...
—Он прикасался к тебе?— Мочалка теперь у меня на животе. Зевс не двигается. — Бриджит, он прикасался к тебе?
Моя голова. Зеркало. Бах, бах, бах.
—Хуже, чем это.
Зевс делает медленный, ровный вдох, а затем проводит мочалкой по внешней стороне моего бедра.
—Мне жаль.
Я жду, что он скажет дальше. Он не сказал. Такой человек, как Зевс, не падает на колени и не воет, когда сталкивается с подобной информацией. Он остается стоять. Я ненавижу его за это.
—А что должно было случиться потом?— Разговор на этом не заканчивается.
—Предполагалось, что тебя отвезут в безопасное место, а затем вернут мне,—
Это разрушает остатки моей оболочки.
—Ты не пришел за мной.
—Вместо этого я послал Аида.
—Ты не пришел за мной.—Мое сердце бьется, болит, плачет. —Ты послал незнакомца.
—Я послал лучшего человека для этой работы.
—Я хотела тебя.
Тогда с моих коленей хватит. С моего тела хватит. От усталости у меня подкашиваются ноги, но Зевс не дает мне упасть. Каким-то образом, каким-то образом, он удерживает меня на одном колене, а мочалка быстро обрабатывает все остальное мое тело. В спальне темно, когда мы возвращаемся, темно, когда он вытирает меня, темно, когда он проводит щеткой по моим волосам, темно, когда он укладывает меня в свою постель.
Я хочу продолжать с ним разговаривать.
Я не могу.
Я хочу, чтобы мое сердце не было разбито.
Этого не произойдет.
В темноте сон уносит меня прочь, глаза все еще горят, в груди пустота.
В темноте я слышу, как он говорит откуда-то издалека:
—Ты не хотела меня, милая. Ты хотела жить. Ты должна остаться в живых.
8
Зевс.
Еще до того, как я унаследовал публичный дом от своего сукиного отца, я повидал немало вещей. Он позаботился об этом. Но я никогда не видел женщину настолько разбитой, как Бриджит.
Должен ли я одеть ее в свою рубашку, уложить в свою постель и дать ей отоспаться? Нет. Возможно, это один из самых безрассудных поступков, которые я когда-либо совершал. Она этого еще не знает. Мне придется разрушить ее надежды утром, когда она проснется.
Сейчас два часа дня, но я сделал комнату темной. Я оставила достаточно света, чтобы видеть, как поднимается и опускается одеяло, пока она дышит.
А потом я сажусь на край кровати и пытаюсь определить, у меня сердечный приступ или просто эмоции, одетая только в брюки и футболку.
Хуже, чем прикосновения.
Бриджит, без сомнения, думает, что я спокойно воспринял то, что с ней случилось. То, что с ней случилось из-за меня. Если бы я таял каждый раз, когда женщина рассказывала мне страшную историю, я бы давным-давно спустился с крыши здания.
Это другое дело.
Нужно просмотреть список, чтобы убедить себя, что я здесь, в настоящем. Иногда, если я очень пьян, реальность теряет надо мной свою власть.
Сейчас она теряет ее.
Я чувствую.
Я чувствую.
Черт. Я опускаю голову на руки. Здесь нет никого, кто бы это увидел или заметил, как долго я пытаюсь контролировать дыхание. Сердечный приступ. Должно быть. Это бесконечная боль, снова, снова. Ты сделал это. Ты сделал это. Ты сделал это. Я болен за нее, болен до глубины души, умираю от этого.
Мужчина может обнаружить себя в ночь своего двадцать первого дня рождения слушающим эту гребаную песню. После смерти моего отца я распотрошил публичный дом, а когда реконструировал его, то оформил так, чтобы это придавало ему особый колорит. Вот почему все стены белые, и невозможно найти оттенок красного — кроваво-бордовый, переходящий в бордовый, — который украшал ковры в женском крыле на втором этаже.
Вот почему я впускаю свет, когда это возможно. Сигнал моему собственному ебанутому мозгу, что я на самом деле не переживаю ту ночь снова и снова.
Она существует только в моей памяти.
За исключением случаев, когда этого не происходит.
И в такие моменты я ищу эти ориентиры. Они похожи на проверки реальности, которые используются, чтобы определить, спите вы или нет. В отличие от часов, которые меняют время, или выключателей света, которые не работают, они замаскированы под декоративные элементы и цветовые схемы. Далеко не так очевидно, как то, что Аид сделал для себя на своей горе. Но тогда он предпочел бы жить в полной темноте, где никто никогда не смог бы строить догадки о нем.
Мне не нужно строить догадки. Я видел больше, чем он думает.
Мебель черная. Простыни белые. Стены белые. В этой комнате нет ничего, к чему когда-либо прикасался мой отец. В этой комнате нет ничего, к чему прикасалась Деметра, если не считать яда, который она подсунула ей через Саванну.
Это напомнило мне.
Пришло время всплыть на поверхность.
Я достаю телефон и отправляю сообщение Рее.
Она переехала?
Ответ приходит без промедления.
Все еще пялишься на стену в своем кабинете. Хочешь, я ее перевезу?
Нет. Оставь ее там, где она есть.
Саванна теперь проводит все свое свободное время на одном из круглых диванов в моем офисе. Они особенно удобны для этой цели, потому что каждый из них закреплен стальной петлей на полу. Добавьте к этому ошейник и узкую цепочку, и у вас будут подходящие последствия для попытки отравления кого-либо в моем доме. Ей разрешается вставать с дивана, чтобы подготовиться к приему клиентов и встретиться с ними. Если ей нужно встать по другой причине, одна из других девушек ведет ее туда на своей цепочке.
Деметра никак не сможет снова добраться до нее, если это действительно была Деметра, которая вступила в контакт. Саванна не сказала. Даже после порки. Она утверждает, что не видела лица женщины, когда они встретились в переулке.