— Послушай ее, Аид. — Я позволяю вину плескаться в бокале. — Оставайся здесь и останься в живых. Иди и рискни Деметрой.
Персефона встает первой, увлекая за собой Аида. Его челюсть сжата, глаза темные.
—Наши люди помогут найти ее,— предлагает она.
—Не нужно.
Она выдыхает.
—Как Бриджит?
Я отмахиваюсь от этого.
—С ней все будет в порядке. Чем скорее она сможет вернуться на танцпол, тем лучше.
Изящный кивок, и они вдвоем уходят, собака следует рядом.
Я остаюсь в столовой один.
Солнце опускается за горизонт.
В моей спальне Бриджит дышит. Снова, и снова, и снова.
10
Бриджит
Я долго сплю.
Я понимаю это, как только просыпаюсь, конечности отяжелели, вся я отяжелела под одеялом. Я совершаю движения пальцами ног, голенями и коленями. Пробуждение - это не автоматический процесс. Я думала, что это неправильно. Проходит много времени, прежде чем я могу открыть глаза. Часть меня этого не хочет. Часть меня боится, что я снова окажусь в том гостиничном номере, уставившись в стену в начале дня моей свадьбы.
В конце концов, других вариантов нет.
Мои глаза затуманены. На самом деле, как долго я спала? Недостаточно долго, чтобы между мной и этим собором образовалось желаемое расстояние. Все, что происходит после этого, туманно, пропитано водой, пропитано душем. Мы были в душе? Я моргаю, чтобы прояснить глаза, и обнаруживаю, что да, я все еще вижу, и да, я все еще в постели Зевса, и да, он здесь. В глубине души часть меня вздыхает с облегчением. Возможно, он и не пришел в собор, но он близко, и это все, что имеет значение.
Он сидит перед окном, залитый светом ближайшей лампы, держа на колене раскрытую бухгалтерскую книгу. Он, без сомнения, самое красивое, что я когда-либо видела, и это включает в себя каждое произведение искусства, каждый восход и каждый закат. Он - все восходы и все закаты. Его бронзовые волосы именно такие, ниспадают на лоб, и даже изгиб его шеи - ода силе, грации и жестокости. Все эти противоречия, все вместе взятое. На нем белая рубашка с закатанными до локтей рукавами и темные брюки.
На ногах туфли.
Именно туфли дают мне первую порцию адреналина на утро. На весь день. Или ночью. Я не знаю. Почему он в обуви в своей собственной спальне?
Я приподнимаюсь на локте, чтобы лучше видеть.
—Привет, Бриджит,—Говоря это, он продолжает писать, не глядя на меня.
—Привет,—Мой голос хриплый, непривычный. —Как долго я спала?
—Только со вчерашнего дня. Сейчас семь вечера. Он заканчивает писать и закрывает бухгалтерскую книгу, и как только он поворачивается ко мне лицом, я жалею, что он этого не сделал. Он выглядит отстраненным. Холодным. Это совсем не похоже на мужчину, который вчера вымыл мне голову и уложил в постель. — Как ты себя чувствуешь?
— Все еще устало. — Может быть, я перевернусь на другой бок и снова погрузлюсь в свои сны, а когда я проснусь, он уже не будет таким. Все это будет ужасным сном, который приснился мне в этой безупречной комнате, в этой большой кровати, которую я занимаю совсем одна. —Как ты?
—Теперь, когда мой бизнес больше не находится под угрозой, мне стало лучше,— говорит он. Мой бизнес. Какого черта? Я проглатываю что-то острое и жду. —Нам нужно кое-что обсудить.
Сесть, кажется, лучший способ справиться с этим, что я и делаю, только чтобы обнаружить, что на мне одна из его футболок. Одеяло, накинутое поверх, ничего не меняет в моем самочувствии, но я плотнее закутываюсь в него и пытаюсь представить себя полностью одетой. Я бы хотела, чтобы он лег со мной в постель, вместо того чтобы сидеть здесь и смотреть на меня с жалостью в золотистых глазах.
Я этого не вынесу.
—Нам есть что обсудить? Потому что я в твоей постели и в твоей одежде. Это был несчастный случай?
—Нет, милая. - Мимолетная улыбка. —Но так продолжаться не может.
По всему телу пробегает холодок, словно призрак поселился у меня под кожей.
—Ты отсылаешь меня?
—Конечно, нет.
—Потому что ты хочешь, чтобы я была здесь.
—Я хочу, чтобы мой бизнес оставался нетронутым.
Теперь я полностью проснулась. Мои воспоминания до тошноты отчетливы. Танцы. Жестокость. То, каким он был прошлой ночью, когда сказал мне, что это был несчастный случай, когда мой дядя добрался до меня. Несчастный случай. Что он этого не хотел. Между нами все кончено.
—Я не говорю о твоих делах.
—Я всегда говорю о своих делах. — Он наклоняется вперед, и я ненавижу то, насколько он великолепен, когда собирается порвать со мной. Расстаться невозможно, поскольку мы никогда не были вместе, но это все равно что нож в спину. —Не важно, что ты думала или чувствовала, между нами никогда ничего не будет.
Я не смею отвести взгляд. Мои веки, и без того отяжелевшие, начинают гореть.
—О чем ты говоришь?
—Я это имел в виду, когда говорил, что ты собственность. Бизнес-актив. По этой причине тобой нельзя рисковать. Не тогда, когда в городе все еще есть опасные агенты.
—Ты имеешь в виду моего отца?
—Я имею в виду твоего отца, мою сестру и многих других людей, с которыми они могли контактировать. Потребуется некоторое время, чтобы обеспечить безопасность здесь и в городе.
—Так вот каков твой ответ,—Не в первый раз я хочу умереть. —Ты не хочешь меня, потому что я просто еще одна из твоих шлюх.
—Разве это было бы так уж некорректно?— Теперь улыбка возвращается. Она непоколебима. —Если это поможет, ты можешь думать об этом как о чем-то отдельном от тебя. Вот кто я, Бриджит. Я владелец борделя. Я продаю женщин. Я беру свою долю. Кем бы я был, если бы влюблялся в каждую проститутку, которая входит в дверь с симпатичным личиком и приличными сиськами? Не собой. И я тот человек, от которого вы все зависите. Я монстр под вашими кроватями. Не рыцарь, который спасет тебя.
Я так крепко вцепляюсь в одеяло, что пальцы сжимаются. Мне приходится разжимать пальцы по одному.
—Я в это не верю. Да, мы принадлежим тебе—. Иисус. - Но ты тоже человек. У тебя могут быть чувства. Ты можешь влюбиться.
—Чувства,— Презрительный смех, который ранит. —Это коммерция. Золото и серебро. Черное и белое. Чувства не имеют значения в таком бизнесе, как этот. Ты это знаешь.
—Это не так,-/настаиваю я. —Вот почему у тебя есть правила. Вот почему клиентам может быть отказано,—Этого мертвого чувства падения достаточно, чтобы слова сорвались с моих губ. —Потому что ты заботишься о женщинах здесь. Ты защищаешь их. Ты защищаешь меня. Я думаю, дело в чем-то другом. Я думаю, ты делаешь мне больно, потому что боишься.