—Каково это — бросить своего собственного ребенка?—Я не доставлю ей удовольствие от того, как сильно ее присутствие нервирует меня. — Где она, Деметра? Ты опять оставила ее одну?
Она усмехается.
—Бросить своего ребенка. Пожалуйста. Разве те не слышал о няне?
—Значит, ты пришла, чтобы заработать немного дополнительных денег.—
Ее глаза вспыхивают.
—Меня пригласили на твою вечеринку, мудак. Самое меньшее, что ты можешь сделать, это сказать спасибо.
—Спасибо, что пришли на мою вечеринку.—Я показываю ей свои зубы. Она, как никто другой, должна признать эту улыбку такой, какая она есть. —Говоря о вечеринке, позволь мне пригласить тебя. Здесь, в холле, ничего не происходит.
Это вызов, и она это знает, но не упоминает о том, что видела Кэти. Она видела. У меня нет сомнений, что она скрывается здесь. И если моя сестра скрывается, то нужно принять меры. Вытащить Кэти из этой комнаты, например. Отвлечь внимание другого. Деметра просовывает свою руку в мою.
—Да, давай, — говорит она. —Мне нравится музыка.
Чушь собачья. Она любит растения, тишину и убийства. Я провожу ее в бальный зал, и она улыбается, улыбаясь так широко, как будто может вынести такое место. Если отец пригласил ее, то я понятия не имею, зачем. Он ненавидит мысль о ней на виду у других людей. Выведите ее, выведите ее. Я не обращаю внимания на тихий голос, и Деметра поворачивается и исчезает в толпе. Она здесь достаточно долго, чтобы люди могли ее увидеть.
Я возвращаюсь к столу, за которым сидел, где ничего не изменилось. Еще один напиток ждет. Я его не трогаю. Мое сердце бьется слишком быстро, чтобы поспевать за моими бегущими мыслями. Я не видел ее в коридоре, поэтому она не могла быть достаточно близко, чтобы услышать, что мы говорили.
Сорок пять минут. Это всё. Сорок пять минут, и я уйду.
Я считаю двадцать пять, прежде чем извиняюсь, притворяясь слишком пьяным, слишком громким, слишком счастливым. Люди моего отца похлопывают меня по спине, когда я иду.
—Возвращайся, чтобы мы могли спеть тебе., — говорит один из них.
— Спеть мне? — Я смеюсь ему в лицо. —Никакого пения.
Он оглядывает стол, когда я ухожу. Мне это не нравится. Здесь есть какой-то план, о котором я не знаю. Я несколько раз останавливаюсь по дороге, чтобы посмотреть, не раскроет ли кто-нибудь это. Слишком много скрытых улыбок. Слишком много подмигиваний и подталкиваний. Что за? Мой отец наблюдает — я чувствую его отсюда, где он сидит в краю комнаты в огромном кресле с двумя толстыми подлокотниками. Он должен выглядеть как трон. Ему не нужен трон, чтобы быть злым королем. На последней остановке я оборачиваюсь и ловлю его взгляд. Он поднимает мне бокал с настороженным выражением лица. Я поднимаю случайный стакан со стола обратно к нему.
Я бросаю его на выходе.
Ее нет в зале. Поводов для беспокойства нет. Бронирование было на сорок пять минут. Кэти только думала, что закончит раньше. Я захожу в гостиную еще на десять. На этот раз подходит еще одна из шлюх, и я убиваю семь минут, притворяясь, что ругаю ее, чтобы ее потенциальный клиент успел забиться в угол и потерять сознание от своего любимого наркотика.
—Он вышел., — шиплю я. —Найди другое место, где можно быть.—Она убегает, а я возвращаюсь в конец коридора.
Кэти нет.
Каждый удар сердца болит. В трех кварталах отсюда ждет машина. Все готово. Я не сказал ей об этом, потому что не хотел, чтобы кто-то знал. Вряд ли кто-то об этом знает. Все, что нам нужно сделать, это уйти. Ебать. Где она?
Для меня нет ничего необычного в том, чтобы подняться на второй этаж, где развлекаются шлюхи. Каждый шум из-за этих дверей — это нападение. Ни один из них не исходит от нее. Ни приглушенного смеха, ни обильных благодарностей, ни открытой двери, чтобы выпустить ее. Они могут остановиться в этих комнатах, если захотят, но вокруг спины есть отдельное крыло, где они спят. Я почти дохожу до поворота, когда открывается дверь. Рыжеволосая девушка выбегает наружу, стягивая платье с того места, где оно застегнуто на талии. Но не она.
Между мной и залом осталась только одна пара комнат.
Одна из дверей открыта.
Ужас подкрадывается ко мне по спине. Если здесь открыта дверь, свет горит. Этот немного приоткрыт, и все, что я вижу внутри, это темнота. Не надо, что-то предупреждает. Не надо, не надо. Я положил руку на дверь. Он закидывается без усилий, без скрипа на петлях. Пустая комната. Я просто захожу в пустую комнату.
Сначала он пустой. Здесь нет ничего, кроме лунного света и тени. Узел в животе растворяется. Пустая комната. Кэти будет смеяться, когда я расскажу ей об этом.
Мои глаза приспосабливаются к свету.
Аид увидел бы это раньше, фигуру на кровати. Темные завитки на подушке. Красное платье вымылось из всех его цветов.
Стеклянные глаза. Смотрел, смотрел, смотрел.
Это ровная ходьба к краю кровати. Я прожил всю жизнь, выглядя высоким и сильным, пока я в аду, и это ничем не отличается. Ничем не отличается, за исключением раздавливания в груди, острой боли. У меня отказали легкие. Они не могут получить воздух. Я опускаюсь на колени, чтобы подойти ближе, и это ошибка, потому что с этого близкого расстояния я вижу, что она мертва. Она мертва. Ни шепота дыхания. Никаких подъемов и опусканий на грудь. Мёртва.
Мое собственное дыхание возвращается, слишком быстро и тяжело, и я проглатываю желание заболеть.
— Кэти, — шепчу я. Просто моргни и скажи, что это шутка. —О, черт. С тобой все в порядке. Всё в порядке. С тобой все в порядке. Просыпайся, просыпайся. — Я рискую положить кончики пальцев ей на запястье. Там нет пульса.
Она уже остывает.
Я знаю, что произошло, чувствую это, прежде чем прикоснуться губами к ее губам.
Я чувствую там вкус яда.
Это так же просто, как выйти за дверь. Часть меня никогда не выйдет за эту дверь. Часть меня всегда будет здесь, тоже умрёт. Мои ребра рушатся одно за другим, сминаясь под тяжестью того, что должно быть горем. Я уже видел это раньше на лице моего брата. Я никогда не знал. Я, черт возьми, никогда не знал. Все, что я знаю сейчас, это то, кто это сделал.
Сейчас он сидит внизу и смотрит на свое королевство. Он единственный, кто мог бы это сделать. Это все, что он делает. Он забирает то, что люди любят, и выжимает из них жизнь.
Горло Кэти нетронуто. Без маркировки. Она просто лежит здесь, как будто уснула. За исключением этого взгляда.
Я не могу оставаться здесь. Мои колени не хотят выдерживать мой вес, но я все равно встаю и целую ее в лоб.
—Я люблю тебя, — шепчу я ей на ухо. — Пожалуйста.
Ответа нет.
Они скоро придут за мной, если еще не пришли. Я не доставлю им удовольствия стать свидетелями этого.