Я бы возненавидела, если бы это имело какой-то долгосрочный эффект, подобный той дыре, которую оно оставило после смерти моей матери. Я не хочу, чтобы десять минут в раздевалке оставили на мне неизгладимый шрам.
Я не хочу, чтобы Зевс оставил на мне неизгладимый шрам.
Возможно, он уже оставил.
Ближе к рассвету я проваливаюсь в беспокойный сон. Мне снится, что я на машине для побега, убегаю за пределы города, но я продолжаю врезаться в пробки и не помню, как вести машину. Машина вокруг меня продолжает меняться, педали переставляются сами собой. Машину подбрасывает, когда она сталкивается с человеком. Педали тормоза больше нет. Прости, я рыдаю за рулем. Я не могла остановиться.
Уже полдень, когда я вырываюсь из всего этого и иду в душ. Даже ночные кошмары не могут отвлечь меня от Зевса.
—Ты больна,—говорю я себе, упираясь рукой в стенку душа и нащупывая кончиками пальцев свой сверхчувствительный клитор. —Это действительно пиздец.
Трахнутая, напоминает мне о подготовительной кухне, о стали, прижатой к моим соскам, и о кончающих его пальцах.
Здесь, в борделе, горячая вода никогда не заканчивается. Я стою под ним и тру, пока моя кожа не становится влажной и розовой. Я представляю, что мочалка могла бы дочиста вытереть мою душу. Могла бы смыть это бесконечное желание к мужчине, который хочет только поиграть со мной. Который отказывает мне.
Я не должна даже думать о том, чтобы идти в его офис. Это должно быть последнее средство на сегодня. Но есть магнетическое притяжение, которое я не могу игнорировать. Оно неудержимо тянет меня за собой по тихим коридорам. Я призрак. Я всегда буду призраком.
Дверь в кабинет Зевса закрыта, но я не колеблюсь. Рука на ручке. Толкаю ее.
Он сидит за своим столом с бухгалтерской книгой. В это время дня на нем нет пиджака. Рукава закатаны. В руке ручка. Послеполуденный свет был подарком бога Зевсу, и он льнет к нему, как будто он никогда не смог бы полюбить темноту. Я хочу увидеть его на пляже. Хочу этого так сильно, что это давит на меня настолько, что я не могу оторвать ноги от пола. Черт. Я вспомнила о нижнем белье и прозрачном халате. Я забыла туфли.
Саванна на своем обычном месте. На ней нет ее обычного взгляда. На ней один носок, и она выглядит пустой, вялой. Я могла бы сразиться за нее, я мог бы, но мое сердце не хочет ее. Оно хочет его.
Он не смотрит на меня, пока я ковыляю по полу.
Вообще не поднимает глаз, пока я не стою у его стола целых пять минут.
Когда он это делает, у меня мурашки бегут по коже. Мои нервы узнают его. Он мог бы вытащить их все из моего тела одним взглядом. Зевс потягивается, откидываясь назад, а я наклоняюсь вперед. Пожалуйста, больше никакого пространства между нами.
—Я пришла задать тебе вопрос.
Усмешка.
—Я не хочу еще одного минета.
—Тогда, может быть, ты хочешь еще одно украшение,—Я присаживаюсь на краешек стула напротив него и расстегиваю пояс халата. Он соскальзывает с моих плеч. Это настолько очевидно, что не должно иметь значения, но я внимательно смотрю на него — и вижу, как расширяются его зрачки. Я опускаю взгляд, надувшись.
—Пожалуйста, Зевс. Мне бы не помешало немного дополнительных денег.
Он фыркает от смеха. Нуждаться в деньгах - это ложь. Сумма, которую он назвал в качестве моей компенсации, лежит где-то на счете, я уверена в этом.
—О тебе здесь хорошо заботятся, милая.
—Прекрасно,— Я встаю и начинаю снимать трусики. —Если я не могу сидеть здесь и позволять тебе смотреть на меня, тогда сделай что-нибудь еще. Позволь мне зарабатывать на жизнь.
— Заработай где-нибудь в другом месте.
Я отпускаю кружево, чувствуя на себе взгляд Саванны.
И затем, вместо того, чтобы идти к двери, я обхожу Зевса с другой стороны.
Там, где он такой твердый, что я вижу полные очертания его члена сквозь штаны. Я ставлю ноги в шаге от его стула.
— Как насчет здесь?
— В другом месте, Бриджит.
Я подхожу ближе.
— Здесь?
Свет в его глазах, жестокая улыбка. Он сцепляет пальцы за головой. Его глаза говорят, что ты переходишь гребаную грань. Его глаза говорят: подойди ближе.
Я хочу того, что произошло на кухне.
Это, и даже хуже.
Потяни меня к себе на стул. Не отпускай.
Я наклоняюсь, освобождая свои сиськи от нижнего белья, и позволяю им парить перед его лицом.
—Здесь?
—Это из-за того, что ты хочешь, чтобы тебя наказали? Ты шлюха ради боли?
—Скажи мне, что хочешь меня. Вслух. Не только этим. — Я бросаю взгляд на его брюки.
— Я хочу, чтобы ты убралась из этой комнаты.
Я прикрываюсь, но не отступаю.
— А я не хочу идти.
— Тогда я отвезу тебя сам.— Он встает, казалось бы, не обращая внимания на выпуклость в штанах, и тянется к моей руке. Я ускользаю в последний момент, пятясь, мое сердце бьется как колибри. Боже, адреналин - это приятно. Это так приятно. Зевс ленив, приближается ко мне с полным осознанием того, что даже в своей скорости я ему не ровня.
Я хочу, чтобы он это доказал.
Сцепив пальцы на подоконнике, я жду наказания или хотя бы его прикосновения. Конечно, это пиздец. Конечно, это неправильно. Он не хочет меня. И вот я здесь.
Зевс почти деликатно берет меня за локоть. Он поворачивает меня, и мое тело тает под его властью. Золотой поток света снаружи привлекает мое внимание. У меня не будет этого особенного вида, если он запретит мне приходить сюда. Приковывай меня к своей кровати, мне хочется закричать на него. Вместо этого держи меня там. Приковывай меня к бетону за этим окном. Просто признай, что тебе невыносимо терять меня из виду.
Вот только тротуар не пуст.
Там стоит мой отец.
Он смотрит прямо на меня.
Нечеловеческий вой иссушает мое горло, и как только я делаю еще один вдох, я снова кричу, падая так быстро и сильно, что Зевс позволяет мне рухнуть на землю. Он смягчает мое падение настолько, что я не ушибаю колени, и отпускает меня, присаживаясь рядом на корточки. Мои ногти царапают пол, и я подтягиваюсь к стене и прижимаюсь к ней, ударяясь головой о твердую, неумолимую штукатурку.
— Хорошо, — говорит он. — Посмотри на меня. Все в порядке.
Но из меня вырывается еще один крик, и я упираюсь пятками, отталкиваясь. Это неправильно, это неправильно. Его не может быть здесь. Инстинкт прятаться настолько силен, что я не могу с ним бороться, но потом мне приходит в голову, что, идя в этом направлении, я становлюсь ближе к своему отцу. Все мои мышцы леденеют, спину сводит судорогой, руки сводит судорогой. Мои бедра.
—Что происходит?— Голос Саванны дрожит и полон паники, но он доносится откуда-то снизу, и я вижу, как она съеживается на краю дивана, ошейник все еще у нее на шее. —Что происходит?