– Вернуть! Вернуть! Вернуть!
Да, толукути дети народа, вспомнив о грехах бывших угнетателей, скандировали и наполняли площадь всевозможными обидами, в том числе и унаследованными от предков, живших в тяжелые времена. А Отец Народа в своем духе заслуженно и решительно осуждал Запад за неоколониализм, за капитализм, за расизм, за экономические санкции, за несправедливую торговую практику, за привитую зависимость от гуманитарной помощи, за закрытие джидадских заводов и предприятий, за отсутствие работы, за плохую продуктивность ферм, за утечку мозгов, за гомосексуалов, за отключение электричества и воды, за убогое состояние джидадских школ, государственных больниц, мостов, общественных туалетов и общественных библиотек, за распущенность молодежи, за ямы на дорогах и неубранный мусор на улицах, за черный рынок, за галопирующий уровень преступности, за отвратительный процент успеваемости на национальных экзаменах, за поражение джидадской национальной сборной по футболу на недавнем финале континента, за засуху, за странное явление под названием «маленькие дома», когда у женатых мужчин обнаруживаются вторые семьи на стороне, за учащение случаев колдовства, за скудость интересных произведений местных поэтов и писателей.
– И все же сегодня, как вам всем известно, очень важный день – столь важный, что я не могу назвать дня важнее, кроме разве что моего дня рождения, а это, если кто-то не знает, день, когда появился я, и без него мы бы не праздновали сегодня, потому что я бы не возглавил борьбу за Освобождение, чтобы Джидада больше никогда не была колонией! – сказал Отец Народа, со всей силы ударив копытом в воздух на слове «никогда».
В этот самый миг забытый сон вернулся к нему ясный, как воздух, и от возбуждения он отпустил кафедру и сделал то, чего заграничные врачи рекомендовали больше не делать: встал на дыбы. Джидада времен славного прошлого вдруг явилась в его голове как живая, и он чувствовал ее запах, чувствовал на вкус ее густое молоко и насыщенный мед.
– Мои дорогие, мои самые преданные джидадцы, чего бы нам ни желали коварные враги – от Оппозиции и Запада до этих бесстыдных самок, которых вы только что видели своими глазами, – для меня большая радость и честь сказать, что мы живем в славные времена, времена, когда мы – хозяева своей судьбы. Ибо разве не нам принадлежит каждая пядь этой плодородной земли? Разве мы не наслаждаемся драгоценными плодами этого благословенного края, выросшими как на земле, так и под ней? Разве мы не процветаем? Разве нам не завидуют не столь благополучные страны? Кто-то среди вас голоден? Несвободен? Страдает? Недоволен? Беден? Угнетен? Разве мы не оставим будущим поколениям такое блистательное наследие, что они встанут во весь рост наравне с другими странами мира?
Услышав эти слова, четвероногие среди животных под солнцем опустились с задних лап обратно на четыре, задумавшись на умопомрачительной жаре.
– Мы любим Отца Народа, никто не любит его так, как мы, это в нашей крови! А есть ли наследие лучше, чем любовь? Нет уж, ничего нет! Но, пожалуй, моя любовь была бы еще сильнее, если бы он дал работу. Просто небольшую работку, необязательно что-то серьезное, ни о чем таком я не прошу. Только чтобы оплачивать съемную комнатку и, может, позволить себе приличную одежду вместо этих лохмотьев. Время от времени кормить детей досыта, чтобы они тоже имели капельку достоинства – хотя бы капельку, я же не прошу всего. Может, еще в школу их отдать. Такие обыденные мелочи.
– Ха! Нет, наследие замечательное на все сто процентов! Даже трудно передать словами, зная историю нашей страны, чистую радость от того, что нами правит, правит и правит черный президент с полностью черным правительством! В сравнении с чем? В сравнении с расистским колониальным правительством до Независимости. Единственное – хотелось бы, чтобы страна жила точно так же, как когда правили расисты! И тогда – ха, серьезно, если с этим разберутся, наследие у нас будет прекрасное, никаких вопросов, на все сто процентов!