– Как там сестра? – отрешенно интересуется Гриша, лишь бы прекратить неловкое молчание, даже если оно обернется для нее новым укором. – Ее уже перевели в поселение?
– Еще в СИЗО, наверное. – Карпов пожимает плечами. Видно, что от воспоминаний ему стало не по себе. – Тебе виднее. Это же ты ее арестовала.
– Такая вот у меня работа. Не я законы придумываю.
– Но ты их поощряешь.
Каждая женщина вправе выбирать сама, но рожать третьего поперек закона – прекрасно зная, что у тебя заберут не только его, но еще и других детей – глупость, которую прожженному правилами мозгу не понять.
– Слушай, – из груди Гриши нежданно вырывается рык. Она приближается к Пете и настороженно прислушивается к его дыханию, которое переключается с человеческого на навье. Сам по себе Петя неопасный и даже приятный, но пугливый. Ненадежный. – Статью третью гибридского кодекса знаешь?
«Гибрид обязан слушать и исполнять закон. Наказание за непослушание – от года тюрьмы до смертной казни».
– Знаю.
– Ну и все.
Они друг другу нравятся: от «дружески-братского чувства» до «спали вместе пару раз». Но когда произошла ситуация с Мальвой, разыгрывать спектакли было нельзя. Петю окрестили позором семьи за отсутствие сил и права помочь сестре. Выгнали из навской общины, запретили даже приближаться к деревне. Ему больше не рада родная мать, которой выпала доля воспитывать Мальвиных близнецов. Вот они и видятся только на местах преступлений: он пишет протокол, она подписывает.
– Ты последнее время сама не своя. – Он говорит так, словно ему есть дело до Гришиных проблем. Такие как Петя способны беспокоиться только о том, что способны сами решить. Как меланхоличный мужчина, он предпочитает оставаться в паре шагов от бывшей боевой подруги.
– Я и никогда не была сама своей. Я казенная. Можешь быть свободен.
Гриша козыряет протоколом, прикладывая руку ко лбу. На запястье виднеется татуировка с персональной меткой – Х287693. Повезло, что клеймо больше не выжигают.
Она улыбается – иронично, но сдержанно. Гриша может показаться невыразительной, грубоватой женщиной, но она родилась псовым гибридом. И Карпов вполне похож на добросовестного мужчину средних лет, но живет с жабрами на шее и тягой к воде. И вынуждены они вести свое очередное тупиковое расследование в городе, который перенаселен гибридами шести видов.
Глава вторая
Гришина мама всю жизнь отбыла санитаркой. Отбыла – и на работе, и дома. Единственное, что она держала в чистоте, – это свою форму. Штаны с халатом выдавались больницей всего раз в пять или даже десять лет, и, несмотря на пролитые утки, вывернутые кишки и другие прелести тяжкого труда, форма должна быть накрахмаленной и идеально выглаженной. Из-за привычки настирывать ткань до блестящей белизны мамины руки всегда кололись от хлорки, и прикосновения ее казались неприятными. Из всех в семье только Гриша получила метку «служебная», а потому могла претендовать на зарплату, социальный пакет, почет и даже на уважение деда. И вот куда это ее привело.
– Да подыми ты, собака, ноги! – Санитарка в сердцах толкает шваброй уснувшего на лавочке перед кабинетом мужчину, который, может быть, уже и умер. – Напьются и приходят в тепло, сволочи! Сил нет!
Славгород, помимо своего уникального статуса города, о котором никто не должен ничего знать, является еще и удручающе серой провинцией, которой при нормальных условиях присвоили бы статус максимум колонии-поселения. Понурые лица, жесткие маты со всех сторон; и даже здесь, в больнице, никакого сострадания, покоя и помощи не дождешься. Суровая славгородская жизнь стерла не одну улыбку, в том числе и с врачебных уст. И даже к такому можно привыкнуть быстро и легко.
Крыло, в котором сидит Гриша, предназначено для приема гибридов, и потому оно больше походит на полуразвалившуюся пятиэтажку на окраине. Внутри пахнет сырым подвалом, людей на первом этаже – не протолкнешься. Почти завядшие цветы, давно не беленые потолки, отваливающаяся зелено-голубая краска от стен, похожих на подъездные, и потертый каменный пол, измученный временем, каждую трещину которого Рыкова уже запомнила, ведь пялилась в него час.
В понедельник ей дали отгул, хотя выходной в ее жизни – роскошь. Нервное перенапряжение и выгорание не причина забирать с ее плеч часть работы, и начальство не поощряет тех, кто жалуется, неважно выглядит, вступает с кем-то в отношения или хоть иногда радуется. Анвар говорил, что пусть Гришина метка кажется ей обидной, «служебная» – это от слова «служить», и что он сам служит, и в службе ничего плохого нет, это дело благородное. Вот только сейчас, уже после его смерти, особо важные дела в милиции Славгорода – это все преступления, которые совершаются против гибридских законов гибридами, и ловить виновников приходится тем же гибридам. Вот и выходит – праведная Рыкова живет лишь для того, чтобы разрушать чьи-то судьбы. Такую службу не служат даже демоны в аду.