Рука у него была все еще холодная от бутылки пива. Внезапно она осознала, что ей очень хочется прижать его руку к своей щеке. Ни искорки обмана не промелькнуло в этих прекрасных голубых глазах, только забота. И тут он сдавил ее руку, и кислый привкус во рту у нее расстаял как мед.
- Вы на самом деле ничего не знаете? Он медленно покачал головой.
- На самом деле.
- Эвен, из-за этого плаката я стала красоткой на час. Ко мне пристает каждый прохожий подонок и поверьте, их оказалось так много, а в баре на 62-й стрит из этого плаката сделали мишень для дротиков. Один репортер даже забрался вслед за мной в общественную уборную.
Она увидела, что брови его поползли вверх от удивления. Она сняла ногу с ноги и склонилась вперед.
- Это правда, а родители звонили мне на прошлой неделе и рассказали, что какая-то церковь даже требует запретить этот плакат, потому что они говорят, что он развращает умы их детей, - она сняла очки. - Представляете, умы их детей! - повторила она. - Вы способны вообразить какое это унижение? - Она еще ближе склонилась к нему - Я не хочу, чтобы меня фотографировали в журнале "Пипл" или "Геральдо", я просто хочу, чтобы меня оставили в покое до конца жизни.
Эвен еще крепче сжал ее руку.
- Холли, разве можно назвать унижением такой плакат, это же блеск, он же такой милый, такой сочный, такой романтичный, такой невинный, такой...
- Невинный, говорите?
- Да и это тоже, - он изо всех сил старался не улыбаться, а перед мысленным взором его проплывала ее великолепная фигура, изображенная на фотографии.
Холли вскочила:
- Эвен.
- Успокойтесь, успокойтесь, - он все еще держал ее за руку, притянул ее вниз, и она медленно осела на место. Пронзительная голубизна его глаз смягчилась в раскаянии.
- Забудьте обо всех этих превосходных степенях, скажите лучше перво-наперво, почему вы в таком случае согласились позировать, то есть я хочу сказать, если он вам так не нравится, то почему вы на это пошли?
Если бы в голосе его звучало хоть что-то кроме искреннего интереса, она бы завизжала. Веселые морщинки вокруг его глаз еще резче проступили, обозначая озабоченность, когда она не ответила ему сразу же. И тут вдруг ей захотелось все, все рассказать ему Сейчас, по крайней мере, она расскажет ему все, что может.
- Да в том-то и дело, Эвен, я для этого плаката не позировала. Это было два года назад во время съемок рекламы моющих средств "Славное утро". Я как раз готовилась к съемкам рекламы шампуня, я хотела только поправить душ, а тут Стью окликнул меня по имени, я ничего сообразить не успела, а он уже щелкнул. Стью обещал, что он уничтожит негатив, я ему поверила.
- Слушайте, а нельзя ли этого Стью привлечь к суду? Разве фотограф не связан какими-то обязательствами перед вами, чтобы использовать ваши фотографии только для рекламы конкретного продукта.
Холли потерла лоб.
- В то самое время этот самый Стью был моим мужем. Сначала мне с ним было хорошо, а потом выяснилось, что с его стороны это был просто ловкий деловой ход. Понимаете, накануне развода я была для него основным источником доходов, он жутко не хотел терять мое лицо и тело. - Холли вздрогнула, она поняла, что сказала двусмысленность. - Я знаю, что это звучит ужасно, но я говорю не об эмоциональной боли, которую он испытал, когда я ушла от него, а я говорю о его потерях в бизнесе, он страшно разозлился и стал настаивать, что если я хочу получить развод, то должна передать ему все права на свои фотографии, в частности по контракту со "Славным утром". А мне к тому времени было с ним настолько плохо, я так хотела развестись, что не обратила внимание на предостережение моего юриста и отписала ему все права на "Славное утро".
Между бровей Эвена пролегли глубокие складки. Он вероятно думал, что перед ним величайшая дура всех времен. Да с какой, собственно, стати она рассказывает этому человеку о самом худшем периоде в своей жизни. Она ведь этого Эвена Джеймсона знает полдня, не больше. Кровь тяжело застучала у нее в висках. Эвен поднялся, открыл пиво и подал ей, после этого он отвернулся и занялся перемешиванием углей в жаровне.
- Не надо мне объяснять, Холли, почему вы решили развестись. Я сам через это прошел.
Она поймала себя на том, что смотрит на обгоревшую от солнца кожу у него на шее, потом взгляд ее переместился на нежную покрасневшую кожу у него за ушами. Ее чудесный спаситель со стоянки тоже пережил много боли и дело тут не только в солнечных ожогах. От ее внимания не ускользнула горечь в его голосе. Эвен поправил решетку на жаровне, а после чего вилкой положил на нее два стейка.
- А "Славное утро" не возражает против этого?
- Еще бы, Стью подретушировал задник на плакате так, чтобы он не полностью совпадал с картинкой на мыльной упаковке и, как утверждает мой юрист, кампания от этого только счастлива. У них сбыт чуть ли не в несколько раз увеличился с тех пор, как плакат вышел из печати.
- Но все равно, Холли, я по-прежнему не понимаю, почему вы скрываетесь, ведь вы же модель, вам и так приходилось все время быть на виду, что особенного произошло?
Она не ответила, и он снова повернулся к ней. Холли сидела напряженная, губы ее слегка подрагивали.
- Но я ведь больше не модель, я хочу, чтобы все это было кончено. Эвен пожал плечами.
- Ну так и пусть все будет кончено, пусть пресса, поклонники получат свое, дайте несколько интервью, оглянуться не успеете, а они уже за следующую жертву примутся. Вы же сами масло в огонь подливаете, создаете ажиотаж тем, что вас не видно.
- Вы не поняли. Стюарт, он лишил меня кое-чего, и я хочу вернуть это.
- Чего он вас лишил? - тихо спросил Эвен. - Что он отнял у вас?
- Он отнял у меня возможность сделать в жизни что-либо стоящее, ведь у меня были кое-какие планы, которые, - она запнулась, а потом зло выпалила:
- он лишил меня чести!
Эвен поразмыслил над ее страстным заявлением. Повернувшись к жаровне, он перевернул мясо, раздалось аппетитное шипение.
- Честь, если уж смотреть в корень, очень субъективное понятие. В таком случае вы все прекрасно понимаете, - он перевел глаза на небо, потом снова на нее. Первоначальное смущение он, конечно, мог понять, но почему же она испытывает столь глубокое унижение, как она сама говорит?
Будь он проклят, если он что-нибудь понимает.
Он увидел, что она снова вздернула подбородок, может быть, даже слишком высоко. И тут его как громом поразило: она не договаривает, о чем-то она умалчивает. И именно из-за этого так влажно блестят ее глаза, и чуть не дрожит подбородок, и это что-то имеет прямое отношение к ее бывшему мужу, Стюарту Хамельтону. И тут же сердце Эвена стало буквально рваться из груди от сочувствия к ней.
Доверьтесь мне, Холли, - так и хотелось сказать ему, но он не сказал. Пережить развод очень трудно, заставить себя вновь кому бы то ни было довериться - тем более. Лестью и обманом он тоже не станет выпытывать, он не станет рассказывать ей, какой уродливый у него самого был развод. Что-что, а это ей слышать совершенно ни к чему, кроме того, ему и самому не очень-то хотелось бы распространяться на эту тему. Фактически он ни с кем об этом ни разу не говорил.
- Ну и какие у вас планы? - ровным голосом спросил он. Холли встала, открыла упаковку и начала ложкой накладывать картофельный салат ему на тарелку.
- Оставаться здесь - промямлила она. Он вовсе не спрашивал ее о ближайших планах, он спрашивал о тех планах, которые каким-то образом нарушил ее бывший муж, о том, что она хотела сделать стоящего. Или она умышленно ушла от ответа? Он решил не настаивать, всему свое время, молча напомнил он себе.
- Прямо здесь, вы говорите.
- Что?
- Прямо здесь, за забором, рядом с коттеджем? - переспросил он.
- Именно, кстати, я люблю, когда стейк немножко не прожаренный.
- Вы шутите!
Она взглянула на него удивленно:
- Нет, я на самом деле люблю, когда немножко не прожаренный.
Он положил вилку для жаровни на стол и взял пиво.