Сей «дар данайцев», позволявший китайцам в любой момент обрушиться на Катманду, являл взору путника картины редчайшей красоты, упорядоченной, как на эстампе: спускающаяся террасами земля цвета охры, нежно-зеленые рисовые плантации, живописно разбросанные деревушки с домиками, крытыми соломой. А там — дальше — величественная гряда Гималаев владычествовала над этим пейзажем, к которому вопреки его великолепию быстро привыкал глаз.
Извилистое шоссе подымалось все стремительнее и наконец, словно запыхавшись, останавливалось у пограничного поста.
Здесь стоял на страже пограничник, в чьи обязанности входила охрана моста, по которому запрещалось ездить, — во всяком случае, запрещалось в одном направлении. Над мостом возвышалась деревянная триумфальная, изукрашенная иероглифами арка, отделявшая эту крошечную страну от необъятно огромного Китая. Чуть подальше стоял высеченный из камня слон, сам дивящийся своему одиночеству.
«Фотографировать запрещается». И здесь лучше не шутить с такими предупреждениями. Нацелишь объектив фотоаппарата, а на тебя тут же нацелят винтовку. Как ни обидно журналисту, влюбленному в свое ремесло, не дай ему бог зажечь в этом тупом взгляде искорку гнева. Или рассмеяться в лицо часовому.
Едешь на поиски в такую даль, ничего не находишь, впрочем, заведомо знаешь, что не найдешь, и все-таки поддаешься соблазну. И потом всегда может произойти чудо, а ведь именно чудеса позволяют жить.
Тем не менее Марк уже через минуту катил обратно по тому же шоссе. И несомненно, благодаря переменчивой игре света ему повезло: он вторично, как незнакомые, открыл для себя эти пейзажи, словно бы и не видел их на пути туда.
Глава шестая
Все трое мальчиков собрались к завтраку, но только один Даниэль был уже одет для выхода. Оба младшие, Дени и Давид, явились в халатах, босоногие и сразу начали спор.
На полу валялись газеты; те номера газет, где были помещены отцовские статьи. Каждая строка была изучена чуть ли не под микроскопом — включая пробелы между строчками, — но ничего, что могло бы объяснить происшедшее, обнаружено не было. Прочитанная газета превращается в нечто полое, ничего не содержащее, становится обычным отбросом.
— А ты понимаешь, почему она уехала вот так… прямо-таки словно что-то стряслось страшное, и нам хоть бы слово сказала?
Дени не мог перенести отсутствия матери, хотя обычно держался подчеркнуто независимо, что могло со стороны показаться даже равнодушием.
Даниэль хмуро вмешался в разговор и заявил:
— Она от нас что-то скрывает.
— Это-то ясно, но вот что скрывает?
— Может, заболел…
— Она бы сказала.
Теперь вмешался уже Давид:
— Очевидно, что-нибудь посерьезнее.
Двое старших воскликнули хором:
— Посерьезнее?
— Существует же все-таки что-то посерьезнее болезни.
— Конечно… смерть.
— Да я вовсе не то хотел сказать.
На какую такую тайну намекает Давид?
А он продолжал:
— Да, да, что-то случилось.
— Папе грозит опасность…
— Она бы тогда от нас не скрыла.
Давид оглядел братьев. Старший, равно как и средний, нетерпеливо ждал дальнейших объяснений.
— Если хотите знать мое мнение, у них случилась какая-нибудь история личного характера.
Снова братья воскликнули хором:
— История у них? Что ты имеешь в виду?
— Драма что ли произошла?
— Драма? Да какая драма-то?
— Ну, допустим, появился кто-то третий? Ну и кретины же вы… Что вам по десять лет, что ли? Никогда не слыхали о сердечных делах?
— Третье лицо между папой и мамой!
— Они же не старики! И нечего так удивляться! Такие вещи каждый день происходят.
— Ты имеешь в виду, что у папы или у мамы появился кто-то?
— Точно.
Дени поднялся, он даже побледнел от негодования.
— Уж во всяком случае, не у мамы!
— Я тоже так думаю.
Даниэль молчал.
— Значит, папа? — спросил Дени.
— Если не мама, то выходит, что он.
— По-твоему, папа связался с какой-нибудь девкой?
— А что тут такого невозможного?
— Но это же ужасно!
— Каждую минуту происходят такие ужасы.
Миф рухнул.
Даниэль заметил наставительным тоном:
— Теперь припоминаю, я тут как-то совсем недавно вернулся домой и увидел, что мама какая-то странная…
— Странная?
— Да, только не могу объяснить чем… Я ее спросил, а она ответила, что плохо спала ночь. И сразу же ушла к себе в спальню. Сказала, что хочет лечь. Теперь уж я не уверен, что она действительно пошла и легла. По-моему, просто отговорилась, чтобы к ней не приставали с вопросами.