Чем, как, за какое место можно зацепить Патиша? Убить, при большом желании, можно, но поймать на крючок, посадить на цепь?!
А есть, есть слабина, и он сам виноват, что о ней знает каждая собака! Это – доченька. Это наглая, бесцеремонная, неуправляемая юная стерва, ради которой он готов разнести по камню любимую Хаатику! Добрались, значит! О, боги Священной горы, о боги!!!
Три покушения за двое суток. Из них первые два – попытки похищения. Третье – попытка убийства. Впрочем, возможно, и в этом случае готовилось похищение, а целью стрелка был ее спутник. Почему его сочли таким опасным?
У Южных ворот они ее упустили. И потеряли на всю ночь: ушла в трущобы. Вышла оттуда в сопровождении парня. Его почти никто не знает, он, кажется, новенький: участвовал в одной-двух драках, свидетелей почти нет. Сразу оказался в друзьях у Большого Толла, но Толл – не бандитский авторитет…
«Что же делать? Запереть ее в доме, выставить охрану? На неделю, на месяц, на год? Не будет она сидеть ни неделю, ни день… Сложить с себя полномочия, отказаться? Как вариант – пойти на самоубийство? Нет: вот этого Атель-ру-Баир-Кен-Тена не может. Не может ни при каких обстоятельствах!»
По дороге к ее спальне он остановился перед старинным зеркалом: позавчера седины было значительно меньше. И камень где-то потерялся…
– Ты спишь?
– Ну, что ты, папочка! Я читаю эротический роман и мастурбирую. Сейчас, сейчас кончу… О-о-ох-х! Вссе-е-е! Заходи!
– Не называй меня «папочкой»!
– Больше не буду, – в который раз пообещала дочь. – Что это у тебя с головой?
– Покрасил волосы к твоему приходу, – усмехнулся Патиш и вдруг заметил на ночном столике маленький кулон с золотой цепочкой. – А-а-а, вот он где! Разве я разрешал его брать?
– Но ты и не запрещал, папа! Он же недорогой, правда?
– При чем здесь цена?! – возмутился капитан, но сразу сообразил, что ругаться сейчас не время. – Впрочем, ладно… Ты должна исчезнуть, дочь. Исчезнуть так, чтобы даже я не знал, где ты находишься!
– Исчезнуть?! – удивилась Эллана. – И надолго?
– Надолго. Или…
– Или?
– Под замок, под охрану. Надолго.
– Нет! Лучше исчезну!
– Хорошо. А это кто? – Патиш нагнулся, взял парня за волосы и приподнял его голову над подушкой. – Малыш от Южных ворот? Придется его убрать.
– Или?
Отец вздохнул:
– Все равно ты сделаешь по-своему. Можешь забрать его с собой – убьешь, когда почувствуешь, что надоела ему.
– Я!?
Это восклицание Женька понял однозначно: ее возмутило не предложение кого-то прикончить, а отцовское подозрение, что она (сама ОНА!) может надоесть любовнику – ну и семейка! Но камушек, оказывается, принадлежит Патишу – чушь какая-то… Только бы не узнал, сволочь!
– Где-то я тебя видел, парень. Или не тебя? У тебя нет младшего брата, а?
Они долго смотрели друг другу в глаза. Да, Патиш узнал его. Узнал, но… Мальчишка не может за полтора года превратиться во взрослого парня! Не может! Или может?
Женька покосился на шрам, украшающий запястье капитана, и понимающе улыбнулся:
– Убери руку – сломаю.
И Патиш… отпустил его.
– Может быть, хотите еще кофе? – спросил Николай, окончательно возвращая разговор в мирное русло.
– К сожалению, свою дневную норму я сегодня уже выпил, – ответил гость. – Глоток воды, если можно.
– Сейчас, – кивнул Женька, вышел из комнаты и вскоре вернулся с большой эмалированной кружкой. – Держите!
– Благодарю! – Гость опустошил посудину и поставил ее на стол. – Дело в том, что я и сам долго пытался понять, кем являются мои работодатели и какие конечные цели преследуют. Или, в более широком смысле: они (и я!) служат Богу или дьяволу? Если хотите, могу изложить весь фактический материал, послуживший основой для моих размышлений, но мне почему-то кажется, что и вы не сможете сделать никаких конкретных выводов.
– Ну, хорошо, а какие НЕ конкретные выводы вы смогли сделать? Ведь до чего-то вы все-таки додумались, правда?
– Пожалуй, – легко согласился Александр Иванович. – Не так давно мне попалось на глаза несколько статей в научно-популярных журналах. Идея, в общем, довольно проста: всю культурную историю человечества можно разделить на два этапа, точнее две части, причем вторая хоть и возникла позже, но не сменила первую, не вытеснила ее. Первый культурный блок: коллективная личность, субъект – племя, индивидуальностей нет в принципе. Внутри этой общности действуют веками отлаженные законы и правила, преступать которые человеку стыдно, даже если нет насилия. Все добрые качества проявляются только по отношению к своим, к чужим же все можно. Такая культура не может терпеть никакой другой – свои всегда правы. Такое архаичное общество всегда стремится стать империей абсолютной, в идеале – всемирной. Надо это пояснять примерами?
– Пожалуй, не надо, – вздохнул Николай. – На рынок ходить иногда приходится, а соседний квартал вообще превратился в филиал… Давайте дальше.
– А дальше была революция. Не смейтесь, это действительно была революция: Бог сказал, что для него нет ни эллина, ни иудея. Может быть, конечно, что Бог ничего такого и не говорил, но был провозглашен гениальный тезис: отвечает не коллектив, а человек лично. Причем этот человек изначально виновен перед Богом. Возникает «культура вины». Ее главное отличие от предыдущей в том, что она личностная, а не клановая. То, что мы называем цивилизацией, построено именно на ней.
– Ага: и культуры эти несовместимы по жизни? Возникает конфликт, и толпы рыцарей отправляются в крестовые походы, и падают бомбы на Багдад, и самолеты сшибают башни торгового центра?
– Конечно, – кивнул гость.
Николай посмотрел на соратников: Женька откровенно скучал, а Варов слушал внимательно, хотя, кажется, параллельно думал о чем-то своем.
– Ну, хорошо, пока все понятно, хотя и очень отвлеченно. Надо полагать, уже есть, или должен возникнуть какой-то третий блок или уровень? Какой же?
– »Культура радости», – без тени улыбки ответил гость.
– Это что же такое?! – удивился Николай. – Вот я, например, раньше любил радоваться, но в последние годы мне уже столько не выпить.
– Николай Васильевич, эти термины я взял у Геннадия Аксенова, они не кажутся мне удачными, особенно последний и первый, но других я пока не встречал. Так вот, в середине двадцатого века трое крупных ученых, независимо друг от друга, почти одновременно выявили популяцию людей – носителей новой культуры, идущей на смену культурам «стыда» и «вины». Могу даже вспомнить их имена: В. И. Вернадский, П. Терьяр де Шарден и Абрахам Маслоу.
– Солидные люди, – согласился Николай. – А почему это названо «культурой радости»?
– Потому что именно она составляет эмоциональный фон жизни творчески производительных людей.
– Это что же, мутанты какие-то или вроде «люденов» у Стругацких?
– Все гораздо проще: человек интуитивно ищет свое дело, свое назначение, ради которого он появился на свет. Если он его находит, если попадает в свою ячейку, он ощущает радость, которая становится доминантным чувством. У таких людей иное восприятие жизни, иные приоритеты, которые окружающим могут казаться смешными или непонятными.
– Это когда человек забывает зайти в кассу, чтобы получить зарплату? Когда не может ответить на вопрос, сколько же он получает, потому что это ему неинтересно? Когда «понедельник начинается в субботу», да?
– Примерно так. Эта новая разновидность людей возникла, конечно, не в двадцатом веке. Наверное, ее представители встречались всегда, но в ходе истории их становилось все больше и больше, хотя, по-моему, они и сейчас составляют ничтожно малую часть человечества. Просто с возникновением Всемирной Паутины эти люди получили возможность находить и узнавать друг друга. И общаться, разумеется.