Боже мой!
Она почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица. Невероятно! В карточку была вписана дата, которую она не забудет до самой смерти.
— Девочка, мой цветочек, — сказала повитуха и положила младенца ей на грудь.
Это была крупная женщина со странным акцентом и смешными словами, перемежавшими ее речь, при звуках которой Мадлен вопреки боли невольно улыбалась. Женщина погладила ее по щеке.
— Я беспокоилась, что бедра у тебя узковаты, но ты молодчина, цветочек. Такая смелая! Не многие девушки решаются рожать дома. Для этого требуется храбрость.
— В чем это она? С ней все нормально, да?
Повитуха усмехнулась.
— Я обмою с нее все пленочки, как только выйдет послед. Постарайся, чтобы она взяла грудь.
Росария стояла рядом. В больших глазах матери блестели слезы, и Мадлен была ей благодарна, что она не вмешивалась. Мать положила руку на головку ребенка.
— Магдалена, это самая красивая малышка, которую мне доводилось видеть.
Мадлен опустила взгляд на малышку. Господи, какая красавица! «Это моя дочь, — сказала она себе, — дочь Форреста». Маленький ротик сморщился, пытаясь вслепую найти сосок. Мадлен вспомнила губы Форреста, обхватывавшие ее грудь девять месяцев назад, а теперь это делал его ребенок. Казалось, что колесо ее жизни сделало один быстрый оборот — слишком быстрый! — и она нашла любовь там же, где и прежде, только это была совсем другая любовь.
— А она не слишком худенькая? — спросила Мадлен у повитухи. — Кажется такой крошечной.
— Да она замечательная толстушка, мой цветочек. Добрых четыре килограмма! Сейчас принесу из машины весы.
Росария взяла Мадлен за руку и поцеловала.
— Я молилась бронзовой статуэтке Пресвятой Девы, чтобы она дала тебе силы. И она услышала мои молитвы. Ты прекрасно потрудилась. Не хотела тебе говорить, но сверкнула молния — и ребенок появился на свет.
Несмотря на очередной приступ боли, Мадлен усмехнулась.
— Ой, мама, перестань. Молния? Я не видела молнии.
— Твоя мама права, — подтвердила повитуха. — Сверкала молния. Возможно, гроза собирается. Посмотрите на малютку, она знает, где мамина грудь.
Росария крепко держала Мадлен за руку.
— Твоя малышка рождена под покровительством Чанго, дочка. Она будет крепкая духом.
Мадлен видела, как повитуха смотрит на ее мать, без сомнения, задаваясь вопросом, кто эта красивая женщина в цветастой одежде со странной прической.
— А кто это Чанго? — поинтересовалась она.
— Повелитель грома и молнии, — горячо ответила Росария.
— Понятно, — протянула повитуха, отворачиваясь, чтобы скрыть улыбку. — А твоя дочь сама как молния. Она озаряет все вокруг, когда счастлива. Чанго! Вот я скажу… — Она похлопала Мадлен по плечу. — Вот увидишь, цветочек. Это значит, что малышка в хороших руках.
— У Мадлен есть мать, чтобы вести ее по жизни. — Росария прижала тонкую смуглую руку к сердцу. — Это могла бы быть и моя дочь. Мне всего лишь тридцать семь.
Повитуха и Мадлен обменялись понимающими взглядами. Мама пережила три выкидыша и все еще пыталась забеременеть. Больше всего на свете она хотела еще одного ребенка.
Снова приступ боли, а после этого на нее, словно толстое одеяло, навалились усталость и изнеможение.
— Позови папу, немедленно. Он должен ее увидеть.
Росария наклонилась к крошечной девчушке и поцеловала ее влажный лобик. Потом подошла к двери и негромко позвала мужа с первого этажа. Невилл нервно топтался в дверях.
— Я не буду заходить, малышка, — заявил он. — Меня тошнит от вида крови и всего этого. Но ты молодчина. Когда здесь все вымоют, я приду и посмотрю.
— Папа, не будь смешным, — сказала Мадлен. — Это твоя первая внучка.
Огромная фигура Невилла нависла над ней.
— Свят-свят! — воскликнул он, отшатнувшись. — Ты уверена, что не нужно вызвать «скорую помощь»?
Он был чрезвычайно брезглив и лишь мельком взглянул на покрытый слизью комок на руках дочери. Потом погладил Мадлен по голове.
— Меня ждет большая толстая кубинская сигара, — вздрогнув, заявил он и провел по лицу рукой. — И хорошая порция коньяка. Слушайте, больше я этим любоваться не намерен!
— Он шутит, мама, — успокоила Мадлен, когда отец вышел.
— Мужчины! — воскликнула повитуха.
Росария выглядела обескураженной. Она подошла к маленькому алтарю в углу комнаты и зажгла свечку. Там уже были цветы и чаша с водой из Флориды. Она склонила голову и зашептала молитву, обращаясь к идолу, прислоненному к священным камням. Повитуха не знала, куда девать глаза.
— Иемайя, — умоляла мама, — благослови это дитя! — Потом она повернулась к дочери: — Магдалена, почему бы не назвать девочку Майей, в честь Иемайи, матери всех богов?
— Нет, — ответила Мадлен, глядя на младенца.
Это чудо — ее дочь!
— Ее зовут Микаэла.
Она не могла поверить собственным глазам, но здравый смысл и логика возобладали над шоком от увиденного — даты рождения Рэчел. «Соберись, — приказала она себе, — не будь смешной!» Дата рождения — всего лишь сумасшедшее совпадение. Рэчел никто не удочерял. А даже если бы и удочерили, какова вероятность, что они обе стали бы жить в Бате? И еще сомнительнее — чтобы они встретились вот так!?
Мадлен закусила губу и покачала головой. Простое совпадение! Она вернула бумажник в сумочку Рэчел и без сил опустилась в кресло, чувствуя вину за свой поступок. Рыться в личных вещах клиента… Раньше она ничего подобного себе не позволяла.
Она повернула голову и взглянула на часы. Пять минут почти прошли. Мадлен попыталась унять разыгравшееся воображение. Несмотря на то что умом она понимала, что подобное невозможно, кровь прилила к лицу, а на глаза навернулись слезы. Когда же это прекратится, эти безнадежные фантазии? Ведь не может это продолжаться вечно! Сколько раз она рисовала в своем воображении, фантазировала… Девушки на улице, в барах, с детскими колясками, официантки, кассирши, телеведущие. Одна девушка, молодая художница, с которой она познакомилась на выставке, подходила по всем параметрам: по внешнему виду, жестам, по манере говорить, — но увы! — опять ошибка. Мадлен тогда чуть не попала в очень глупое положение. Подобное не должно повториться!
Закрыв глаза, она глубоко вздохнула, ожидая, пока вернется ее пациентка и одновременно пытаясь унять неистово бьющееся сердце.
Рэчел опустилась в кресло и тревожно спросила:
— Теперь, когда я приняла решение, о чем еще говорить?
Мадлен, продолжая дрожать и слегка задыхаясь, долго, изучающее смотрела на нее. Кто на самом деле эта женщина? Почему она пришла? Она заставила себя собраться с мыслями и на время забыть о том, что сделала и узнала пять минут назад. Ее долг — полностью сосредоточиться на проблемах пациентки. Рэчел достигла важного поворотного момента, и наконец открылась возможность для углубленной терапии. Как это ни парадоксально, но в момент, когда они действительно могли продвинуться дальше, пациенты ощущали, что некая цель достигнута, и у них снижалась мотивация к продолжению сеансов психотерапии.
— Рэчел, послушайте… Вы, вероятно, решите, что в данный момент это не имеет особого значения… Но вы же понимаете, что я слишком мало о вас знаю. Понять, почему вас вовлекли в подобную оскорбительную связь, было бы легче, если бы мы обсудили…
— Ну вот, приехали, — безрадостно усмехнулась та. — Снова все сначала! На колу висит мочало…
— Но это необходимо, — заверила ее Мадлен. Почему в присутствии Рэчел она ощущает себя такой беззащитной? — Расскажите мне о вашем детстве. Каким оно вам запомнилось?
— Каким запомнилось? О господи… — Рэчел задумчиво посмотрела в окно. — Значит, вот чего вы хотите: чтобы я поплакалась вам в жилетку, как меня обижали в детстве?
— Ну, о чем рассказывать, всегда выбираете вы сами. Но почему бы вам хоть раз не уступить мне? Я бы хотела продвинуться дальше, погрузиться в понимание…
— «Погрузиться в понимание?» — передразнила Рэчел ее американизм и весело засмеялась.