Ведь не сошелся же свет клином на личных проблемах майора запаса КГБ Александра Михайловича Харченко! Окинь взглядом, Саша, людей, с которыми ты сталкивался за эти дни! Буераков или Анатолий Иванович не оставляют свои посты, как бы им неимоверно трудно ни приходилось в нынешнее время бороться с мафией. Маринка трепыхается, стараясь, несмотря ни на что, хоть что-то урвать от жизни — а ведь ей несравненно труднее, чем ему. Та же Анастасия и та старается приноровиться к происходящему. А Михаил?.. «Кому из них легче, чем мне? — размышлял Александр. — Так почему же они стоят на ногах, а я на боку лежу? Почему они плывут, а меня несет по течению?»
Александр еще не знал, какое решение примет в отношении предложения Анатолия Ивановича. Знал только, что отныне жить он станет иначе. Женится? Пойдет в «официальные киллеры»? Наймется вышибалой в ресторан? Устроится тренером боевых единоборств в какой-нибудь Дворец пионеров — или как они нынче называются?
Он еще не знал. Но только ясно увидел, что слова «жить» и «доживать» отражают отнюдь не тождественные понятия.
…Телефонный звонок вырвал его из состояния задумчивости. Харченко протянул руку и, не глядя на табло определителя номера, снял трубку. Он не знал, кто звонит. Он не знал, что ему, этому неизвестному, ответит. Это мог быть Анатолий Иванович. Это мог быть Буераков. Это могла быть Анастасия. Это могла быть Маринка. Это мог быть Михаил. Даже Наташка в принципе могла позвонить.
Видишь, Саша, как многим из живущих на земле ты по-прежнему нужен!
— Слушаю, Харченко, — сказал он в микрофон. Позвонивший говорил коротко, четко, ясно, конкретно. Выслушав его, Александр произнес:
— Я вас понял. Шереметьево-2. Восемнадцать-тридцать… Выезжаю.
И опустил трубку…