Сейчас бы того кисленького вина, которым потчевала его Джоанна в городке Кашуэйра-ду-Сул, что на самом юге Бразилии. Как оно называлось-то?.. Попытка припомнить не увенчалась успехом.
Пора было вставать.
Александр с трудом приподнял разламывающуюся с похмелья голову. Первым делом взглянул на себя.
Н-да… Опять спал одетый… Без постели… Скосил налитые болью глаза. Затоптанный немытый пол не загажен. И то ладно…
Желудок угрюмо заворчал. Из горла рванулась прокисшая отрыжка. Пора было вставать.
2
Народ уже кучковался. Наташка, разбитная, грудастая, веселая продавщица, всегда спозаранку открывала свое заветное окошко прямо в стене магазина.
В ночное время изнутри и снаружи это окошко прикрывалось железными ставнями. Утром металлические листы снимались, в пазах приподнималось вверх и так фиксировалось исцарапанное оргстекло. Через образовавшийся под полупрозрачным листом проем Наташка и обслуживала свою многочисленную клиентуру. У нее всегда можно было дернуть стакашек или пивком поправиться.
Вот и теперь реанимация страждущих граждан шла полным ходом…
Вообще-то Наташка ничего, хорошая баба, добрая, с пониманием. Своим иной раз могла и в долг налить. Но и своего, естественно, не упускала.
Одно время Александр ходил «поправляться» к расположенной за углом пивной. Там раньше татары работали, они честно не доливали, цену держали высокую, но зато не разбавляли. К ним народ со всей округи ходил, даже на автобусе иной раз подъезжали — благо остановка рядом. А потом доходную точку перекупили свои, русские, — и пиво пить стало невозможно: прокислое, разбавленное, с порошком для пены, но зато все по той же, явно завышенной, цене. Потому Александр и перебрался к Наташке.
— Bom dia, senhora Наташенька, — поздоровался хрипло по-португальски.
— Что, хмурое утро? — приветливо улыбалась Наташка.
Она всегда приветливо улыбалась тем, кто приносит ей стабильный доход.
Надо сказать, к Харченко она вообще благоволила, выделяла среди остальной клиентуры. Как ни говори, а офицер, хоть и бывший, в органах работал, интеллигентный, культурный, не курит, не слишком матерится… Вон даже на иностранном языке разговаривает. В общем, не чета остальной похмельной братии…
— Ой, хмурое, — согласился он. — Не голова — котел с дерьмом.
— Так уж и с дерьмом… — с готовностью хохотнула незамысловатой шутке Наташка. — Налить?
— В долг, — выдавил Александр слово, которое так и не привык произносить без смущения. — Ты же знаешь, у меня пенсия скоро…
— Знаю-знаю, — покивала Наташка. — Ты б подзавязал немного, а, Сан Саныч?..
Наташка всегда называла его Сан Санычем, хотя Александр по отчеству был Михайловичем. Но он не возражал: хоть горшком, как говорится, назови…
Между тем Наташка, хотя и призвала Харченко к трезвости, «огненной воды» в мерный стаканчик нацедила. Честно, из «кристалловской» бутылки, которую держала под прилавком, для своих, и до самой рисочки «100». Перелила в пластмассовый стаканчик и сверху еще бутерброд примостила.
— Так ведь тебе доход, — алчно глядя на стаканчик, выдавил Александр.
— Доход, конечно, — не стала спорить продавщица. — Тебя вот только жалко. Молодой вон какой, здоровый, красивый, когда не с похмелья, конечно, а себя не жалеешь…
— А чего жалеть-то? Подумаешь — на десяток лет раньше на прокорм червям отправлюсь… Так им ведь, червям-то, все равно кого жрать — академика или алкоголика.
Скаламбурил, так сказать.
— Так ведь раньше срока на тот свет не больного хочется…
Наташка даже улыбаться перестала, перекрестилась торопливо.
— Почему? — безразлично спросил Александр, осторожно стараясь обхватить трясущимися пальцами мягкий стаканчик. — Что наша жизнь с точки зрения вселенского мироздания? Даже не миг между прошлым и будущим — а вообще ничто. Просто искра в тумане.
Поняв, что одной рукой не управится, он положил бутерброд на грязную, в засохших разводах стойку, обхватил пластмассовую посудинку двумя ладонями и, хакнув, рывком опрокинул водку в себя. Тело сотрясла волна неприятия. В животе стало горячо. Александр с шумом втянул воздух и впился зубами в хлеб с колбасой.
Наташка смотрела сквозь царапины жалостливо.
— Слышь-ка, Сан Саныч, — окликнула она из-под прозрачного листа. — Зайди-ка ко мне сюда. Покормлю хоть… Ты, наверное, забыл уже, когда завтракал в последний раз…