В голове привычно и приятно затуманилось. Желудок судорожно трепетал — он хотел есть.
«Опускаемся еще на одну ступеньку, — безразлично подумал Александр. — Поступаем на иждивение к женщине».
И отправился в обход магазина, где была дверь в служебные помещения.
3
Через час Александр был уже другим человеком. Выпив еще стаканчик и сожрав целую кастрюльку невероятно вкусных макарон по-флотски, которые для него разогрела на электроплитке Наташка, он почувствовал себя великолепно. И теперь сидел в тесной клетушке за бутылочными ящиками и, размягчившись от выпитого и съеденного, разглагольствовал о превратностях судьбы. Наташка занималась своим делом — похмеляла страждущих. Тем не менее слушала внимательно.
— Эх, Наташенька, ты бы знала, каким я был раньше, до всех этих перестроек-перестрелок!.. Что я ел и пил, как одевался! Где, в каких странах бывал! Какие женщины у меня были!.. Все потерял, все спустил, все посеял. Сказать, что только я сам в этом виноват, — так ведь не скажешь. В чем-то и сам виноват, конечно. Но не в этом главное. Суть в другом. Все вокруг переменилось, все стало не таким, как я привык, как мне нравилось. А я-то, я, понимаешь, прежним остался. Лишний я здесь стал, Наташенька, лишний в этой жизни. Вот в чем трагедия думающего человека. Нет цели в жизни, нет стержня, ради которого жить хотелось бы.
— Жениться тебе, Сан Саныч, надо, вот что, — по-женски прагматично отозвалась продавщица. — Тогда и цель, и стержень этот твой найдутся.
— Это мы уже проходили, — благодушно хмыкнул Александр. — Это нам уже нравилось. Жена у меня была — сказка… Как говорится, чудо чудесное, прелесть прелестная… Так ведь вам, бабам, не угодишь. Нет мужа — плачете, что жизнь не удалась. Есть муж — недовольны, что к дому привязаны, куда-то на сторону вас все тянет.
— А вы, мужики, лучше, что ли? — живо отозвалась Наташка. — Мы это тоже уже проходили. То пьяные под утро домой заявляетесь, то по бабам чужим шастаете, будто своей нету. Не так разве?
Александру отвечать не хотелось. Вспомнив Джоанну, благодушно хмыкнул. Ухмыльнувшись, зажмурился.
— Что, сказать нечего? — Наташка стояла у окошка подбоченясь, глядела весело и задорно: — Ты женатый был — на стороне имел кого?
— Бывало, — не стал спорить Александр.
— То-то же, жмуришься, как тот мартовский кот… А все женами недовольны… Жена хоть и ворчит, и пилит, и ругается, а все же и накормит, и постирает, и порядок в доме наведет… Не так разве?.. Чего ж вы разошлись-то? Рога небось наставила?
Ну не говорить же ей всю правду! Ответил уклончиво:
— Да нет… А может… Не знаю. Умные жены, если рога наставляют, делают это так, что ни одна собака, не говоря уже о муже, не узнает… А разошлись почему? Черт его знает… По дурости, наверное.
— Не поминай нечистого, — торопливо обмахнулась накрест женщина и опять привычно начала цедить в мерный стаканчик водку. — По дурости, говоришь… Так то ж по молодости можно подурить. Но ведь сейчас ты уже не мальчик. Сейчас тебе баба нужна, которая приструнила бы хоть немного.
— Да кому я нужен, — вяло возразил Харченко, слегка осоловевший от непривычно сытного завтрака.
Наташка повернулась от окошка, где сквозь поцарапанное стекло тупо и просительно глядела небритая похмельная рожа. «И я ведь по утрам так же выгляжу», — невпопад кольнуло Александра.
— А хоть бы и мне, — вроде бы в шутку улыбалась продавщица. Но глядела иначе, нешуточно, по-женски глядела, с бабьей неприкаянностью затаенной. — Давай вместе жить — ты у меня огурчиком выглядеть будешь… Тогда и стержень жизни твой быстро появится.
Повернулась к сизоносой щетинистой личности:
— Вали отсюдова, алкаш! — и, оттянув защелки, с треском опустила скользнувшее в пазах оргстекло. Прикрыла проем раскрывшимся на шарнирах металлическим ставнем.
Подошла к ошеломленному заявкой Александру.
— Ты, Сан Саныч, не думай, я ведь не просто так, не шаболда какая лимитная. Квартирка у меня имеется, обстановочка — все как следовает. Да и деньжата какие-никакие всегда в наличности. Хозяйка я хорошая. То, что постарше тебя буду, — так ведь и ты уже не мальчик. Вон Киркоров женился, считай, на собственной бабушке — и ничего, счастливые как будто, живут. Да и не зову я тебя жениться. Пока так просто поживем, а там видно будет…
Она надвинулась на Александра. Пышная, грудастая, жадный огонь в глазах… Несвежий халат с глубоким вырезом… Прямо перед глазами оказалась волнующая ложбинка между необъятными грудями.