Смягченный глушителем выстрел хлопнул совсем негромко. Пуля отшвырнула Павлика на полированную дверцу. Слабые петли не выдержали удара, и, брызнув стеклом, легкая, стеклянно-фанерно-металлическая ажурная конструкция со скрипом и звоном рухнула на пол. На эти обломки, размазывая по сияющему лаку кровавую полосу, сползло живое пока еще тело с простреленным мозгом.
Александр только теперь почувствовал, как жарко голове в маске, которую он забыл снять. Стащил вязаный «намордник», сунул в пакет с деньгами, собранными Павликом. Покойным уже Павликом.
Он поднялся, подошел к столу. Взял будильник, сильно ударил им о подлокотник дивана. Удостоверился, что стрелки замерли надежно. Уронил часы на пол. Теперь у девчонки имеется алиби.
Интересно, за чем это он так метнулся? Неужто у него между книг была пушка запрятана? И неужели он решился ею воспользоваться?
Стараясь не прикасаться к запачканным кровью предметам, Харченко приблизился к скрюченному на полу, еще подергивающемуся телу. Раздробленная пулей голова неловко откинулась на батарею отопления. На паркет часто капала густая кровь.
Как же легко и просто лишить человека жизни! Мысль не нова. Но актуальности не теряет…
Книга, которую Павлик пытался достать, торчала вкось. Майор протянул руку, достал ее. Раскрыл. И замер, пораженный.
Под скромным лидериновым переплетом страниц не было. В искусно изготовленной шкатулке под стеклом покоился украшенный рубинами, изумрудами, жемчугом, еще какими-то камнями великолепной работы золотой православный крест. Красоты изумительной. От этого шедевра было невозможно отвести взгляд. Потом уже Александр разглядел в шкатулке теряющиеся в сиянии разбрасываемых самоцветами лучей и золотые монеты, и крохотный пакетик с бриллиантами, и массивную золотую цепь, и бриллиантовый же гарнитур… Все это он разглядел позже. А в первые мгновения видел только крест.
Харченко не считал себя знатоком ювелирного искусства. Но здесь и непосвященному было понятно, что этот предмет попросту не имеет цены.
Да, Павлик, оказывается, ты пытался не отстреливаться, а откупиться. Крест, конечно, стоил твоей никчемной жизни… Но нельзя же делать это так резко!
Тело уже не дергалось. Открытый глаз глядел мертво и стеклянно. Лужица на паркете становилась все больше, растекаясь по сияющему паркетному лаку. Оставалось надеяться, что кровь не просочится сквозь щели в перекрытии в квартиру нижнего этажа.
Пора было уходить.
Очень хотелось поджечь эту квартиру. Чтобы никто и никогда не смог пользоваться вещами Аннушки. И чтобы память об этом слизняке сгинула в пламени пожара.
Но он остановил себя. Следов его все равно тут не должно быть. А от пожара и особенно от действий пожарных пострадают жители других квартир, которые вовсе неповинны в том, что им судьба послала таких соседей.
…Харченко посмотрел в дверной глазок, убедился, что на лестничной площадке никого нет. Быстро вышел из квартиры и аккуратно прихлопнул за собой дверь.
Лишь тогда подумал о том, что не мешало бы, перед тем как уходить, тщательно осмотреть квартиру. Вдруг что-нибудь любопытное обнаружилось бы. Но не возвращаться же! Тем более что и ключи он с собой не взял, они так и остались висеть на крючочке у входной двери.
В лифте палач снял перчатки, тоже бросил в пакет. Пальцы слегка дрожали. Как ни говори, как ни оправдывай себя, какие аргументы ни приводи, убийство остается убийством. Решать, достоин ли тот или иной человек жизни, другой человек в одиночку не должен. Но кто ж виновен в том, что мы живем не в том мире, каким он должен был бы стать по замыслу Господню, а в мире, который вышел из-под контроля Вседержителя. Да еще в такой период перемен, когда попросту невозможно отличить добро от зла.
Мститель вышел на улицу. В разгоряченное лицо дохнула вечерняя прохлада.
Куда теперь? К Борисевичу? К Соломону? К Наташке? Домой, спать?.. Или махнуть-таки к Маринке? Хоть отдохнуть у нее нормально… Ага, усмехнулся мысленно, у нее отдохнешь, у Маринки. Так укатает…
Он вышел на тротуар, аккуратно промакнул платочком лоб и, небрежно помахивая пакетом с деньгами и пистолетом, неторопливо побрел прочь от дома, где совсем еще недавно жила его Аннушка, а до сего дня обитал Павлик… Здесь он больше не появится.
— Что, уже?
Голос прозвучал совершенно неожиданно. Харченко резко обернулся, изготовившись для удара.
Рядом стояла и глядела исподлобья давешняя подруга Павлика.