— Подожди! — остановил Мокришина Корнев. — То есть ты считаешь, что наш убийца охотник?
— Зверев об этом ещё вчера сказал, а теперь его догадки подтвердились!
— Ты про это знал? — спросил Костина Корнев.
— Знал! — уверенно отчеканил опер.
— Тогда давай рассказывай, что ещё знаешь! — проворчал Корнев.
— Павел Васильевич ещё вчера сказал, что наш убийца охотник… — начал было Веня, но Мокришин его перебил:
— Я бы ещё добавил, что он не просто охотник-любитель, каких не мало. Наш стрелок настоящий мастер своего дела, способный пойти в одиночку на медведя или кабана. То, что убийца стрелял круглой пулей, косвенно это подтверждает.
— Каким образом? — уточнил Корнев.
— Круглая пуля даёт сильный рикошет, поэтому её почти не используют охотничьи артели, так как это не безопасно. Ещё наш убийца отличный стрелок, круглая пуля даёт большой разброс, и попасть ею со ста метров не из винтовки или карабина, а из двустволки, не так уж и просто. Тем не менее, убийца всадил в свою жертву оба этих вот самых шарика, причём оба удара, судя по всему, были смертельны.
— Хорошо! Наш убийца охотник-профессионал, — подытожил Корнев. — Что мы ещё о нём знаем?
— Наш убийца нюхает табак! — наконец-то внёс свою лепту Веня.
— Так, а это из чего следует?
— Мы нашли нюхательный табак на месте, где убийца ждал свою жертву, — снова пояснил Мокришин.
— Наш стрелок всё продумал заранее, — продолжил Веня. — Он выбрал место на старой разрушенной колокольне, устроил себе ложе из еловых веток и дождался момента, когда Войнов выйдет на крыльцо. Мы нашли еловый ствол, с которого убийца обрубил ветки топором. Застрелив Войнова, убийца спустился и пошёл к реке. Там всё тем же топором он сбил кольцо с заранее присмотренной им лодки и уплыл по неё вниз по реке.
— Лодку нашли?
— Ищут! И Зверев считает, что не найдут! Убийца, скорее всего проплыл не меньше десяти вёрст до близлежащего озера, прорубил всё тем же топором днище лодки и пустил его плыть к центру озера. Когда лодка ушла на глубину, она затонула, а наш убийца ушёл в лесной массив и найти его следы теперь просто невозможно.
— Так значит, убийца ушёл лесом? — уточнил Корнев.
— Да! Так считает Зверев…
— Ишь ты… считает он, — хохотнул Корнев, Костин продолжал:
— Места там глухие, и это ещё раз подтверждает версию, что наш злодей — охотник-одиночка, неплохо ориентирующийся в лесу и не способный в нём заблудиться.
— Ну что ж, теперь мне хоть что-то ясно и будет что доложить наверх, — Корнев усмехнулся, выпил ещё воды и облегчённо вздохнул, после чего указал всем на дверь. — Работайте!
Глава четвёртая
с. Славковичи, накануне вечером…
Они обошли всё село, но ничего нового так и не узнали. Ни на колокольне, ни в самих Славковичах, ни на реке никто никого подозрительного не видел. На все вопросы Зверева, кто мог желать зла убитому, жители Славковичей отвечали односложно. В основном о Войнове говорили положительное, но Зверева такие ответы не особо радовали. Все утверждали, что Войнов их гордость, нахваливали, при этом то и дело отводили глаза. На вопрос были ли у него враги, все местные отвечали, либо не было, либо не знаю. То, Славковичевские жители врут, догадаться было не сложно. Зверев слушал, кивал, его правая щека в каждым услышанном слове дёргалась всё сильнее. В том, что местные не решаются хулить второго секретаря горкома — потому что просто-напросто боятся его, пусть даже уже мёртвого, было понятно. Непонятно было другое, почему никто не сказал о врагах убитого.
Получалось, что жители побаивались ещё кого-то, но вот кого?
Изрядно находившись и умаявшись, Зверев и Коля Ломтев пришли в его дом, где и собирались заночевать.
Дом, доставшийся помощнику Славковичевского участкового младшему сержанту Ломтеву от умершей тётки, представлял собой старую деревенскую избёнку, состоящую из передней и задней избы, и тесных сене́й, где на широкой лавке стояли два вера с питьевой водой, на стене висели два небольших деревянных ковша и связанные в косы плетёнки молодого чеснока и лука. Все внутренние двери были обиты войлоком, в передней стояла подёрнутая сажей и местами потрескавшаяся русская печь, дубовая горка, устланный цветастой клеёнкой стол и несколько грубо сколоченных табуретов.