— А я и не беспокоюсь. Труп где?
Ломтев подозвал гостя к колодцу и указал на лежавшее на земле тело, прикрытое большим куском брезента.
— Наш местный фельдшер засвидетельствовал факт смерти, а Пчёлкин сказал пока ничего не трогать. Оставил меня здесь и пошёл на главпочтамт вам звонить.
— А потом твой Пчёлкин домой пошёл?
— Ну, нет, сначала сюда вернулся, осмотрел всё, ну а потом ушёл. А чего ему здесь столько времени торчать, тем более что у него жена приболела.
— Ясно.
Зверев приподнял брезент и увидел бледное лицо трупа.
Убитый был бледен, лицо трупа исказила гримаса боли. Во всём остальном второй секретарь псковского горкома партии полностью походил на своё фото, которое было опубликовано в наёденной Костиным газеты. Чуть меньше сорока, правильные черты лица, тонкие тёмные усики, выгнутые дугой брови. Зверев потянул брезент и увидел два кровавых пятна.
Сыщик повернулся к прибывшим коллегам и помахал рукой.
— Приступайте, — распорядился Зверев и отвёл в сторону Ломтева. — Ну, рассказывай, что да как! Мне доложили, что есть свидетели.
Младший сержант закивал.
— Файка всё видела, Войнова же прямо у неё на глазах застрелили. Файка — это Фаина Истомина, их соседка. Она вон в той хате живёт, — Ломтев указал на один из домов.
Зверев тут же поманил Костина рукой.
— Слышал? Давай ка сюда эту Файку.
Пока Веня ходил за свидетельницей, Зверев закурил, прикрывая сигарету ладонью, так как дождь ещё накрапывал.
— А народец у вас тут не особо любопытный. Все по домам сидят, — отметил между делом майор.
— Так разошлись уже, много же времени прошло. Пчёлкин как увидел, что здесь едва ли не пол села собралось, всех разогнал!
— И все его тут же послушали? — усомнился Зверев.
— А-то как же? Он у нас мужик суровый!
Спустя пять минут Веня вернулся с круглолицей грудастой бабой лет сорока, облачённой в цветастый халат и синюю косынку. Когда та вошла во двор, испуганно озираясь, Зверев подозвал женщину к себе.
— Здравствуйте, моя фамилия Зверев, а вас Фаиной зовут?
— Фаина… Фаина Истомина…
— А по батюшке?
— Фаина Мироновна, — глядя, как Лёня Мокришин осматривает раны убитого, женщина поморщилась и перекрестилась.
— Расскажите мне, Фаина Мироновна, подробно, что здесь произошло?
Истомина ещё раз перекрестилась и затараторила:
— Так по утряни дело-то было! Я как Зорьку свою подоила — Зорька — это, стало быть, корова моя — так сразу к Войнову и пошла. У меня Михал Андреич молоко покупает, вот я и пошла! У них-то ведь своей скотины нет, а молочко Михал Андреич свеженькое любит попить. Вот я ему всякий раз, когда он из города приезжает, молочко и таскаю. А чего не таскать? Зорька наша она молока много даёт! Нам хватает и ещё остаётся! Не то, что Люська! Люська это наша прежняя корова…
— Давайте по делу, гражданочка! — строго перебил Зверев. — Про Люську и Зорьку мы с вами как-нибудь в другой раз поговорим, а сейчас давайте уж про Войнова!
Файка замахала головой.
— Ну да- нуда! Так вот про Войнова! Мишка Войнов сам-то из местных, это теперь он у нас не живёт! Они ведь у нас теперь люди городские, Зоя Павловна, стало быть, — это жена его, завсегда городской была, а сам Войнов он ведь, как я уже говорила, из местных. За последние годы большим человеком стал. У нас даже в клубе его фотографии висят…
— А Войнов часто сюда приезжает? — перебил Зверев.
— Да нет! Ну раз, ну два за сезон.
— Один приезжает?
— Обычно с Зоей Павловной — с женой.
— А дети у них есть?
— Нет, не успели завести! Они лишь года два как поженились. А может не хотят?
Зверев понимающе кивнул.
— На чём приезжают?
— На автомобиле! Водитель их привозит. Машина у них чёрная, а водителя Юркой зовут, а вот фамилии не знаю. Юрка этот весь важный такой, щёки вечно надует, и сычом на всех глядит. Он Войновых обычно по пятницам привозит, а в воскресенье вечером забирает.