— Значит, русские использовали их после войны?
— Я не специалист, к сожалению. И мне об этом ничего не известно.
За время общения со стариком Лукарелли успел убедиться, что заставить его отвечать против воли практически невозможно. Тем не менее он попробовал уточнить еще раз:
— Может быть, вы все-таки что-то когда-нибудь слышали о планах использования русскими идеи «грязной» бомбы, которую разработали немцы?
— Нет, — покачал головой Эгон Шмидт и попросил итальянца: — Передайте, пожалуйста, — это мои таблетки, их нужно принимать по расписанию.
— Да, прошу вас! — Профессор взял со стола круглую металлическую коробочку и положил ее на ладонь старику. — Но ведь после войны отношения между бывшими союзниками по антигитлеровской коалиции складывались таким образом, что…
— Извините, но я себя не очень хорошо чувствую. Кажется, придется вызывать сиделку…
Спускаясь по лестнице, отделанной искусственным мрамором и покрытой ковровой дорожкой, господин Луиджи Лукарелли достал из внутреннего кармана пиджака мобильный телефон и перевел его в обычный режим — перед началом серьезного разговора, чтобы не отвлекаться и не отвлекать собеседника, он, как правило, отключал звук.
Три непринятых звонка — и, судя по коду, все три раза звонили из Лондона.
Профессор поморщился: опять этот назойливый русский…
Ведь две недели назад, когда они встречались неподалеку от площади Пиккадилли, в суши-баре, где подают приготовленную по-японски сырую рыбу, Лукарелли его достаточно четко предупредил: сначала — деньги, потом — остальная информация.
И так уже сказано слишком много… Нельзя же быть таким недоверчивым!
Прямо напротив ворот, отделявших альтерсхайм от остального мира, торговал с лотка вареными нр-мецкими сосисками меланхоличный толстый азиат. Оказавшись на тротуаре, Луиджи Лукарелли помедлил — скорее по привычке, чем руководствуясь чувством опасности.
Сделал вид, что пытается прикурить…
Нет, все в порядке.
Разве что за то время, которое он провел в доме престарелых, заметно испортилась погода — дождя еще не было, но над вольным ганзейским городом Гамбургом угрожающе нависали косматые полотнища облаков. И ветер… казалось, он дует со всех сторон одновременно — порывистый, злой и по-северному холодный.
— Извините! — Итальянскому профессору пришлось посторониться, пропуская семейную пару с коляской: привычная толчея мегаполиса, незадолго до часа пик…
Лукарелли аккуратно выбросил в урну сигарету, докуренную едва ли до половины, и вслед за людским потоком зашагал по направлению к переходу.
Спустился под землю…
Здесь пахло сыростью и постоянным ремонтом, впрочем, было достаточно чисто. Даже после хмурого света пасмурного дня глазам требовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к тусклому освещению.
— Простите, это не вы уронили? — Голос прозвучал откуда-то сбоку.
Женский голос, с отчетливыми материнскими интонациями.
— Что? — Профессор на мгновение сбился с шага и непроизвольно посмотрел под ноги.
— Стоять на месте!
Даже если бы Лукарелли не понимал по-немецки ни слова, ствол автоматического пистолета, больно воткнувшийся ему в печень, вполне успешно заменил бы переводчика.
— Не дергайся и не делай резких движений.
Неприметно одетый мужчина с пистолетом придвинулся почти вплотную. Еще один, очень похожий на первого одеждой и повадками, подошел откуда-то справа.
— Простите, но…
— Заткнись и спокойно иди за нами.
Это явно было не уличное ограбление. Немецкая полиция тоже сработала бы по-другому…
— Могу ли я поинтересоваться…
— Заткнись!
Поток пешеходов был однообразным и не очень интенсивным, поэтому господин Лукарелли сразу выделил в нем несколько статичных фигур: крепыша на лестнице, даму в блестящем плаще и еще один силуэт, поодаль. Возможно, далеко не все они имели отношение к происходящему, однако судьбу искушать не хотелось.