— Не хотелось, конечно. Но ты сам виноват!
— Что это?
Итальянца даже не стали наказывать за вопрос.
— Это специальное лекарство — от вранья, оно развязывает языки даже самым упрямым.
— Не надо!
— Нет-нет, ничего страшного! Даже больно не будет… Ты просто начнешь смеяться, радоваться, пускать слюни — и скорее всего до конца жизни так и останешься счастливым дурачком, если я немного ошибусь с дозировкой.
— Не делайте этого, прошу вас!
— Почему? — удивился человек со шприцем. — Назови хоть одну причину.
— Русский знает меня в лицо.
— Допустим. Ну и что?
— Без моего участия сделка не состоится!
— Какая сделка?
— Полоний…
Кажется, это и в самом деле было ключевое слово.
— Рассказывай.
— Господа, развяжите мне руки. Пожалуйста…
— Потерпишь. Не так уж и долго осталось.
— Простите… — Лукарелли поежился, как от удара. — На упоминание о проекте «Полоний» я наткнулся еще в начале этого лета, разбирая для парламентской комиссии стенограммы допросов Митрохина, которые мы получили от англичан. Кстати, вы вообще представляете, кто такой был этот Василий Митрохин?
— Русский шпион?
— О, все не так просто! Майор КГБ Советского Союза Василий Митрохин, бывший сотрудник архивного отдела советской разведки, почти двадцать лет копировал совершенно секретные документы и создавал из них свою собственную картотеку. Он от руки переписывал информацию на маленькие кусочки бумаги, а потом выносил из архива домой, спрятав в ботинки, носки или брюки. Представляете? Копии он все это время хранил у себя на даче под полом — в контейнерах для грязного белья и в огромных пакетах из-под молока, которые русские называют бидонами. В девяносто втором, через семь лет после ухода в отставку, он отправился в Ригу и попросил в посольстве США политического убежища. Однако американцы не заинтересовались архивом Митрохина, так как его копии не были оригинальными документами и свободно могли оказаться подделкой.
— Ну и что?
— Сейчас в ЦРУ считают, что это был один из их самых больших промахов…
— Плевать! Дальше.
— Митрохин тут же обратился в находящееся рядом посольство Великобритании, где его сразу приняли как родного и даже присвоили агентурный псевдоним — Грустный. А потом и вообще вывезли в Англию вместе с семьей, в обмен на две тысячи страниц совершенно секретной информации… Дело в том, что при растянувшемся на много лет переезде советской разведки на новое место, в поселок Ясенево, майор Митрохин отвечал за сохранность архива. В первую очередь документов, касающихся нелегальной агентуры в странах Запада и так называемых специальных операций КГБ за границей. В его обязанности входило описание почти трехсот тысяч папок и составление на каждую из них индексной карты, после чего запломбированные ящики перевозились, вскрывались и расставлялись на полках под его же наблюдением. С какого-то момента, убедившись в отсутствии слежки и личных досмотров, Митрохин стал делать выписки на мелких клочках бумаги, которые затем сминал и выбрасывал в корзинку для мусора. Перед уходом он эти клочки забирал с собой…
— Все это слишком похоже на сказку, синьор Лукарелли.
— Нет, господа, это очень важно, и вы сейчас поймете почему! — испуганно дернул плечом итальянец. — Василий Митрохин учел ошибки других перебежчиков и подстраховался. Во-первых, прекрасно понимая, что сведения, которыми он располагает, стечением времени утратили оперативный интерес, он сделал упор на объеме и тщательном документировании информации. Казалось бы, чего стоят рукописные бумажки — не оригиналы, не факсимильные копии? Но хорошо систематизированный архив способен подтвердить или опровергнуть уже имеющиеся данные, полученные из других источников, особенно если он снабжен шифрами и прочими реквизитами… — Профессор сглотнул слюну и, убедившись, что никто его не перебивает, продолжил: — Во-вторых, Василий Митрохин после увольнения из разведки успел перепечатать только очень маленькую часть своих записей. Остальная информация сохранилась только в рукописном виде, а все дело в том, что почерк у него был на редкость неразборчив. Я, например, почти уверен, что Митрохин специально не трогал эти материалы, чтобы оставаться чем-то вроде ключа к своему собственному архиву.
— Фальсифицировать досье такого объема чрезвычайно трудно. Но все-таки возможно…
— Во всяком случае, это инструмент, который работает! — позволил себе возразить Лукарелли. — С помощью материалов Митрохина, например, удалось разоблачить легендарную бабушку-шпионку Мелиту Норвуд, почти сорок лет работавшую на Советский Союз по идейным соображениям. Или уговорить на сделку с правосудием лондонского полицейского, который подался в шпионы, чтобы не сесть в тюрьму по обвинению в коррупции. Или поймать бывшего шифровальщика Агентства национальной безопасности США Роберта Липку, которого фэбээровцы в девяносто шестом успешно <расконсервировали», воспользовавшись паролем, который указал им Митрохин. Кстати, вот — там у него, в архивных материалах, еще была фантастическая на первый взгляд информация, согласно которой на территории США, Западной Европы, Израиля и Японии русскими заложены многочисленные тайники с оружием, взрывчаткой и шпионским реквизитом, часть которых, вероятнее всего, заминирована. Так вот, швейцарская полиция несколько лет назад провела проверку по одному из упоминавшихся Митрохиным адресов — и благополучно извлекла содержимое такого тайника.