Надо поспать. Обязательно надо поспать.
Литвинчук встал со стула, сделал шаг, другой, но преодолеть расстояние, отделявшее его от выключателя, так и не смог: кухня вдруг покачнулась и поплыла куда-то, неудержимо набирая скорость…
Когда жена выскочила на шум, Алексей лежал на полу, возле двери, и не шевелился.
Солнце не встало, не выползло и даже не выкатилось из-за горизонта — оно в буквальном смысле слова вылетело в небо из-за туч, будто кто-то невидимый поддал по нему ногой, как по футбольному мячику.
— Куда мы сейчас едем, мистер Ремингтон?
— На северное побережье, в Буджиббу — у нас там оборудована временная база.
— А где остановился Могилевский?
— Неподалеку от Голубого грота, на другом конце острова.
— Это далеко?
— Здесь, на острове, все недалеко, госпожа Ратцель.
— Вы можете называть меня Марта. Мы же договорились… — напомнила сотрудница Интерпола.
— Не возражаю, — кивнул Ремингтон.
— Он опять живет на какой-нибудь яхте? Или в гостинице?
— Нет. На этот раз господин Могилевский поселился у себя дома.
— Простите? — переспросила собеседница.
— У него тут в собственности небольшой коттедж и участок у моря, — пояснил англичанин. — Здесь, кстати, за последнее время очень многие русские приобрели недвижимость.
— Они ее теперь везде приобретают.
— Очень выгодное вложение капитала, — кивнул мистер Ремингтон, всегца с достаточным уважением относившийся к чужому богатству. — К тому же сейчас в России совсем нет стабильности, и каждый хочет…
— Извините, Стивен, я сниму пальто?
— О, да, конечно!
Рано утром в Мальтийском международном аэропорту термометр показывал всего плюс девять. Но как тотько в небе над островом появилось не по-осеннему жаркое солнце, температура воздуха поднялась, наверное, до восемнадцати градусов по Цельсию.
Во всяком случае, было очень тепло.
— В газете писали, что здесь теперь постоянно живет примерно тридцать тысяч русских. И это не считая туристов, из-за которых в последние годы взвинтили цены в отелях, а также школьников, приезжающих сюда из России, чтобы изучать английский язык… Марта, а вы сами раньше никогда не бывали на Мальте?
— Нет, не приходилось.
— Чудесное место. Особенно для тех, кто любит чувствовать дыхание истории…
Изумрудное Средиземное море плескалось у самой дороги, а спокойствие местных жителей и бесчисленных отдыхающих оберегали выстроившиеся вдоль всего побережья каменные сторожевые башни. Парусный катамаран шел с туристами на остров Гозо, вдалеке, перед самой линией горизонта, неторопливо покачивались на волнах рыбацкие лодки и катера…
— Вы ведь сейчас из Парижа прилетели?
— Да, конечно.
— Ну и как там?
— Холодно. Ветер, дождь.
— Марта, я, собственно, не об этом…
За рулем мистер Ремингтон чувствовал себя вполне уверенно — автомобильное движение на Мальте, как и во многих других не до конца освободившихся британских колониях, было левосторонним, поэтому ему не пришлось привыкать к переменам, как водителям из континентальной Европы. По прямой эти бедолаги еще двигались без особых проблем. Но вот когда требовалось перестроиться на какой-нибудь второстепенной автомобильной развязке или даже просто свернуть с автострады, вот тут-то они и представляли для окружающих вполне реальную опасность…
— Шакал действительно был связан с русскими.
— Ну, это общеизвестный факт. Вам удалось его допросить?
— Да, — прежде чем ответить, госпожа Ратцель посмотрелась в зеркало заднего вида. — Это оказалось непросто, но они все-таки дали мне разрешение. Хотя вообще-то последние несколько лет Шакал общается исключительно со своим адвокатом.
— Ах, Марта, перед вами никто не может устоять! Даже, как я понимаю, директор самой суровой во Франции тюрьмы.
Кажется, незамысловатый комплимент достиг цели — даже такой защищенной со всех сторон цели, как оперативная сотрудница Интерпола госпожа Ратцель.
— Ну, произвести впечатление на директора тюрьмы Санте в Париже было не так уж и трудно. Все-таки он всего лишь француз… Намного сложнее оказалось разговорить Шакала, который сидит за решеткой без женского общества уже больше десяти лет. Представляете? В качестве условия нашего по-настоящему доверительного разговора он потребовал, чтобы я сделала ему минет — прямо там, в комнате для допросов.
— Подонок! — задохнулся от возмущения Ремингтон.
— Пришлось сказать ему, что я — увы! — лесбиянка и совершенно не интересуюсь мужчинами.