Конобей ловил Юрьеву ногу:
- Мне сельцо, княжич, мне?!
- Гляди теперь, ответишь, коли они Господа не приемлют!
- Юрь Данилыч, княжич, да я им сам вот этими руками церкву-то срублю! Сам попом стану! - хохотал от восторга Андрюха.
- Ну, хватит ёрничать, - построжел Юрий. - Во имя Господа нашего Иисуса Христа кунай нехристей в купель Иорданскую!
И началась потеха.
Дружинники хватали в охапку тех, кто попадался под руку, волокли к полынье. Там Конобей на свой выбор кого лишь головой макал в прорубь, кого с головкой. Визг, вой…
«Во имя Отца и Сына, и Святого Духа!..»
- Аминь! - осеняя крестным знамением, ревел Тимоха, помогая выбраться из купели «крещённым».
Последним «крестили» того, кто в хер веровал. Чтобы не брыкался кабан здоровый, руки-то ему ещё давно за спиной скрутили. Так и кинули в полынью со связанными руками. То рыжая голова покажется над водой, то унырнёт.
- Ну, веруешь в Господа нашего Иисуса Христа?
- Не верую!
- А веришь, чудская скотина, в Создателя?
- Не верую!
- Подохнешь!
- Не верую!
И вновь тёмная вода смыкается над его головой. Да ведь не потонуть ему самому, не уйти под лёд от мучителей - догадливый Конобей на лямку его привязал.
- А теперя веруешь?..
Девка, та, что с медвяными волосами, упала перед Юрием ниц. Волосы от воды тяжелы, облепили белое, нежное тело.
- Не губи его, князь! Служить тебе станет! Дай срок, и веру примет твою, коли впрямь она истинна!
- Да, не брал бы ты греха на душу, Юрий, - заступился за нехристя и Редегин. - Не вина, а беда его, что невразумлен! Бог прощать велит…
- Я не Бог.
- Спаси его… - Девка, ползая на коленях и пугая коня, старалась припасть губами к красным сапогам княжича.
- Что так плачешь о нём, жених твой?
- Брат мой! Чист он сердцем, дитё!
- Экое дитё-то! - смеётся Юрий. Но смех его не уверен, не весел смех.
- Ну, говори уж: веруешь что ли? - ухватив парня за волосы, просит уже, чуть не молит сознаться того Конобей. То ли занравился ему упрямством своим и силищей этот парень - так сильному нравится сильный, то ли жалко стало Конобею вот так безо всякого прока топить уже не чужого, а своего холопа.
- Да говори уж, чего ты! Неужто любо тебе за хер-то погибать?!
Парень бессмысленно глядел в выпученные глаза, рыгал водой, а всё же мотал головой: не верю.
Сбившись в кучу, чудь толпилась на берегу. Даже дети умолкли. Кто постарше, глядели заворожённо из-под материнских рук на полынью и на княжича. Самые неуёмные в потехе дружинники и те построжели.
Лишь девка выла, задыхаясь и всхлипывая:
- Спаси, господине, спаси…
И тут Юрий сделал то, чего уже потом никогда не дозволял себе. Нет, не пожалел, нет, но смилостивился:
- Ладноть, тащи его! Авось образумеет…
И от тихого ли его голоса, от слов ли его, от того ли, что зло в себе победил и явил добро, единым вздохом, как под ветром листва, пала чудь на колени.
И Конобей, то ли не поняв, то ли не услышав, стоял на коленях перед полыньёй, удивлённо глядя на князя.
- Вот как надо-то, - благостно произнёс Редегин. Юрий полоснул его жёстким взглядом. Он уж жалел о сказанном, понимая добро за слабость.
«Нет, не так надо с ними, не так! - будто кто нашёптывал. - Доброго - не поймут, слабого - не простят…»
- А-а-а! - будто не выиграл, а проиграл - махнул рукой Юрий и зло крикнул Андрюхе: - Чего рот раззявил! Тащи уже!
Конобей за лямку подтянул из-подо льда парня, ухватил за волосы и рывком, как и волосы-то не снял с головы, вытащил из воды безжизненное, посиневшее тело и захлопотал над ним, приговаривая:
- Живи, паря, живи! Бог, знать, простил тебя! Видать, на роду тебе писано быть христианином…
Юрий носком сапога приподнял голову девки. Вгляделся в омут вишнёвых глаз. Девка глаз не отводила. Напротив, точно не она это выла миг назад - крупно, по-звериному лязгая от холода белыми жемчужинами зубов, сейчас глядела насмешливо: «Ай, сил не хватило на душегубство-то? Ай, не твой тот Бог, кому молишься? Али глянулась я тебе?»
Или всё это так, примстилось княжичу? Чудское племя - разве их разберёшь?
- Со мной пойдёшь!
- Пойду, коли зовёшь, - выдохнула она.
Глава пятая
Сон был смутен и чёрен, как будущее, о котором сколь ни мечтай, ни загадывай в восемнадцать лет, все одно попадёшь пальцем в небо, даже если невзначай и сбудется все, о чём ты загадывал. Потому как, если и сбудется, то не тем обернётся.