Выбрать главу

То-то и оно, не все что делается, то и к лучшему…

Да вот что ещё примечательно: как окончательно вознеслась и утвердилась над Русью Москва, так и прервалась власть потомков Александра Ярославича Невского. Всякие правители были меж них: доблестные, как Дмитрий Донской, и мудрые, как Иван Третий. Да вот закавыка какая: предпоследним из Александрова рода правил Русью, будто в отмщение ей, чистый бес в человечьем обличье, царь Иван Васильевич воистину Грозный. А уж самым последним, точно в насмешку, сел на царский престол бедный сын его Фёдор. Правитель не то чтобы скудоумный, но слабый, Фёдор Иоаннович надеялся собственной кротостью и молитвами искупить предбывшие великие грехи великого рода. Только разве ж искупишь такие грехи?..

Может, оттого так зыбка и неверна русская власть, что стоит, как на ржавой, поганой болотине, на извечной лжи и крови?

Впрочем, нечего и вопрос задавать, коли он безответен.

Ну да это лишь к слову…

* * *

- Скажи, Иван, по сердцу: сам-то ты веришь в то, что мне талдычишь? - неожиданно спросил Юрий.

- Мне слово говорено, - улыбнулся Иван. - Смотря про что спрашиваешь?

- Да веришь ли, что кабы батюшка был теперь жив, так тот же Михаил встал сейчас у него на пути, не дал бы ему во Владимире вокняжиться? - пояснил Юрий, не сводя с брата настороженных глаз.

- Так как же иначе-то! - всплеснул руками Иван. - Михаил-то тоже, чай, внук Ярославов! У него на Русь прав-то не мене, чем у батюшки.

А ведь в самом деле - хоть и жил Даниил надеждой заместить на великом столе Андрея, но и для него, вечно младшего отпрыска, владетеля нищего окраинного московского угла, поди не малых усилий стоило бы воплотить эту призрачную надежду в явь, потому как иное имя было тогда у всех на устах, иной государь - от Бога - грезился униженной и растоптаной татарами да собственными алчными князьками Руси, и мя тому государю было: князь Михаил Тверской!

- Выходит, был бы ныне жив батюшка, а с Михаилом нам так ли, эдак ли все одно воевать пришлось? Так что ли? - спросил Юрий.

- Дак ить, коли мосток узок, двум телегам по нему враз не Проехать, - кивнул Иван. На том бы ему и кончить, да не удержался - съехидничал. Или нехорошо ему стало оттого, что Юрий И впрямь в свою правоту уверует. А коли вдруг ненароком одержит над дядею верх в Орде, тогда что ж - на козе к нему не подъедешь! - Однако же Михаил-то не нам, брат, чета, - насмешливо протянул он и умолк.

- Что? Почему то? Да не тяни ты! - прикрикнул Юрий, но Ивана торопить, что улитку плетью гнать: быстрее не побежит.

- Оттого и слывёт Михаил благим во князях, что всех в Руси примирить хочет, Русь Залесскую с Великим Новгородом повенчать, чтобы все заедино жили да праведно!

- Так что? - Юрий нетерпеливо ударил кулаком по столу. - Да не гнуси ты под нос, чай, вдвоём сидим!

Иван виновато поднял глаза на брата, но продолжил столь же тихо; сосны в бору в безветренный день и то громче меж собой разговаривают.

- А то, что батюшка-то наш на добрый десяток лет старее был Михаила. Так неужто Михаил вопреки своим словам про праведность, да про обычаи древние отчаялся бы на старшинство посягнуть, на старшего-то брата поднялся? - не удержавшись, Иван растянул в глумливой усмешке тонкие губы. При этом его лицо приобрело чрезвычайно довольное и какое-то жабье выражение. Вот именно: с таким выражением на плоских харях нежатся вечерами жабы по берегам озерков, пощёлкивая мух да комариков.

- Что?! Ты что говоришь-то! Ты мне в укор что ли ставишь, что я на старшего посягнул, на дядю поднялся?! - в ярости задохнулся Юрий. - Ты - мне!..

Если бы не стол, разделявший братьев, он бы ухватил Ивана за грудки. Даже с лавки привстал и потянулся руками к брату. Да столешница была широка и для его длинных рук.

Иван отшатнулся: - Что ты, что ты! Откуль ты и слышишь, чего не говорено?

- Да ты же сам…

- А хоть бы и так, - перебив старшего брата, крикнул Иван. - Ты что, иной путь ведаешь, как над Русью подняться?

В воцарившейся тишине явственно обозначилось, как уныло бьётся об оконное стекло муха. Иван встал из-за стола, подошёл к окну, пухлой ладонью слегка прижал кремлёвскую пленницу и, чуть помедлив, послушав, как щекотно трепещет она хрупкими слюдяными крыльями под рукой, раздавил её о стекло.

- Смерть батюшкина Михаилу путь указала, - сказал он. - Так что - смерть? Никто не знает, когда придёт его час… Возрадовались на Твери кончине батюшкиной, толкуют ныне, что знак то Божий… А может, Юрий, смерть-то батюшкина не Михаилу знак на власть, а нам, сынам его, крест на плечи. Али мы ношу отцову на полпути бросим?