— Разумеется, но тамплиерам ставят в упрек их высокомерие, привилегии, состояние, а также леность и нежелание заботиться о ближних. Нас же критика обходит стороной… Из одной-единственной искры может разгореться пламя зависти и ревности.
— Люди полагают, а точнее, их заставляют поверить, что деньги приносят доход лишь самим тамплиерам и что сейчас они владеют несметными богатствами… Вы задумывались, Франческо, над причинами, побудившими в 1295 году Филиппа Красивого лишить парижских тамплиеров права управлять королевской казной и передать его итальянским банкирам?
— Так ему было легче расплатиться с долгами, приказав арестовать и конфисковав имущество этих самых банкиров, у которых он брал взаймы. Король может применить ту же стратегию и в отношении тамплиеров.
— Совершенно верно. Однако, как ни странно, два года назад король позволил тамплиерам взимать налоги. С чем связана такая непоследовательность?
— Эта мера, вкупе со слухами, которые ходят о тамплиерах, вызвала народное недовольство. — Разрозненные крупицы, брошенные приором, сложились в уме Леоне в единое целое. — Следовательно, речь идет о долгосрочном плане, разработанном королем, чтобы окончательно дискредитировать орден.
— Вот искра, о которой вы только что говорили.
Эти слова растаяли в дыхании приора. Он слишком давно думал об их будущем. Франческо де Леоне закончил вместо приора:
— Головешка уже тлеет… Костер вполне устроил бы короля Франции, тем более что другие правители Европы не прочь воспользоваться такой возможностью, чтобы укрепить свою власть, став более независимыми от Церкви. Падение Акры лишь раздуло пожар. Аргументы будут простыми: для чего служат огромные деньги и могущество, если единственным результатом существования рыцарских орденов стала утрата Святой земли? Другими словами, нам не следует рассчитывать на помощь извне. Ее мы получим только в том случае, если другие монархи почуют грядущее падение Филиппа Красивого. И тогда они всем скопом перейдут на сторону Папы.
— Наш разговор похож на странный двухголосый монолог, брат мой, — заметил приор. — Возможно, мы предчувствуем будущее, поскольку описываем его одинаковыми словами.
Печаль омрачила его землистое лицо.
— Я уже стар, Франческо. С каждым днем меня прельщают все меньше и меньше вещей. Столько лет… Столько лет длились войны, крестовые походы, столько лет смертей и крови. Столько лет послушания и лишений. Зачем?
— Вы сомневаетесь в вашем предназначении, в искренности нашего ордена, в нашей миссии… или, что гораздо хуже, в своей вере?
— Нет, брат мой, и уж никак не в нашем ордене или своей вере. Просто я сомневаюсь в себе, в своих силах, последних силах, в своей полезности. Порой я чувствую себя старой испуганной женщиной, единственным средством защиты которой остались слезы.
— Сомнение в себе, если оно управляемо, служит нам союзником. Лишь дураки и глупцы от рождения никогда не испытывают сомнений. Сомнение в себе служит прекрасным доказательством, что мы лишь ничтожная и трудолюбивая часть божественного разума. Мы осознаем бездонность наших недостатков, но все же продвигаемся вперед.
— Вы еще слишком молоды.
— Не так уж и молод. В марте мне исполнилось двадцать шесть лет.
— А мне скоро пятьдесят семь. Конец близок. Полагаю, он станет мне хорошей наградой. Я наконец войду в царство Света. Но до тех пор я должен бороться… Мы, мой великолепный ратник Франческо… Наши враги применят любые методы, даже самые недостойные. Речь идет о тайной, но безжалостной войне… И началась она не вчера.
Леоне почувствовал, что приор колеблется. О чем он умалчивал? Зная, что прямой вопрос будет бестактным, Леоне сдержал свое нетерпение.
— Нам следует помешать убийству Бенедикта и избранию Папы — сообщника Филиппа?
Арно де Вианкур опустил голову, словно искал слова, затем ответил:
— Есть одно обстоятельство, неведомое вам, брат мой. Старый план объединения всех военных орденов, главным образом орденов тамплиеров и госпитальеров — этот план, о котором двенадцать лет назад говорил наш Папа Николай IV в своей энциклике Lura nimis, по-прежнему существует.
— Но наши отношения с тамплиерами… немного натянутые, — возразил Леоне.
Вианкур заколебался, но потом решил, что не расскажет Леоне о переговорах, которые вел их Великий магистр с Папой и королем Франции. Объединение произойдет в пользу ордена госпитальеров, который получит власть над другими орденами. Из этого неизбежно вытекало столкновение с тамплиерами, которые ни за что не отдадут свою власть по доброй воле, тем более что Жак де Моле, Великий магистр ордена, придерживался консервативных взглядов. Слабостью этого доблестного солдата и человека веры была политическая наивность и надменность, ослеплявшие его.