Выбрать главу

— Ну, а второй?

— Тут, батюшка Федот Петрович, не знаю, что и делать. Говорит, что учеником состоит в экспедиции какой-то. Грамотный хорошо. Показывал, что в иноземных языках сведущ. А все равно мужик. С другой стороны, Афанасий, того, вроде как здорово парнишку обличия лишил. В таком виде передавать его в эту экспедицию никак невозможно.

— Так что делать-то?

— А лучше всего об экспедиции этой нам парню веры на слово не дать. Мальчишку сего почитать беглым крепостным без хозяина и оставить у себя. И нам грамотный сгодится, в случае чего и продать на сторону можно. Деньги большие получим...

— Ну, смотри, быть по сему, но чтоб все шито-крыто было.

— Не извольте сомневаться, батюшка...

А в экспедиции строили всяческие догадки. Догадки догадками, а все же решили двигаться вперед, известив о случившемся губернатора.

Угроза крепостной кабалы нависла над Василием Зуевым. Барский холуй избил его сильно. Все тело ныло. Порой Василий впадал в полусон-полудрему.

Вдруг что-то легко стукнуло. Маленький калмык сразу же проснулся. Василий продолжал дремать. В прорези решетчатого окна в свете луны появилось лицо «казачка» Ахмета.

— Ока! — тихо позвал он по-калмыцки. Мальчик так же тихо ему ответил, и они быстро-быстро стали перебрасываться между собой короткими фразами.

Скоро разбудили и Василия. Склонившись над самым окном подвала, Ахмет взволнованно говорил ему по-русски:

— Твоя совсем пропадай. Барин тебя прятать хочет, себе оставлять, крепостной делать.

Только сейчас Василий понял весь ужас своего положения. Бежать, бежать скорее! Но как?

— Бежать надо. Помоги, — обратился он дрожащим от волнения голосом к Ахмету.

— Стена толстый, замок большой. Бежать нельзя.

— Что же делать?

Ахмет сам не знал, чем можно было помочь. Василий судорожно искал выхода. И вот мелькнула спасительная мысль. Нашел в кармане обрывок бумаги и обломок карандаша. Тут же при свете луны набросал на бумаге: «Сижу в подвале. Хотят объявить беглым и взять в крепостные». Из предосторожностей записка была написана по-немецки.

— Милый, выручай! — обратился он к Ахмету. — Записку сию доставь в село Покровское и передай кому есть из экспедиции. Скажи им, где я.

Маленький калмык тоже что-то быстро заговорил, обращаясь к Ахмету. Видимо, тоже просил за своего нового товарища.

— Ладно, давай! — в окно просунулась рука Ахмета. Посадив себе на плечи мальчика, Василий через него подал записку. Через несколько минут Ахмет был уже в степи, где, вскочив на одного из пасущихся в табуне коней, во весь дух поскакал в сторону Покровского.

4

Через два часа он подскакал к крайней избе, возле которой на завалинке сидел Никита Соколов, горюя о пропавшем друге. Прочитав записку, он сразу же переполошил всех. В доме, где остановился Паллас, провели совет.

Утром в пышном парике и новом коричневом камзоле с пеной белоснежных кружев на груди и на манжетах Паллас в сопровождении Лепехина отправился в поместье Харлова.

Как только коляска подкатила к барскому двору, в доме началась беготня слуг. Приезжих проводили в гостиную. Одновременно разбудили барина.

Когда хозяин вошел в гостиную в сопровождении напуганного управителя, Паллас встал с кресла и величественно оперся на трость. Несколько поодаль от него стоял Лепехин.

— Совершающий по именному повелению ее императорского величества государыни императрицы физическое путешествие по разным провинциям Российской империи доктор медицины, натуральной истории профессор и член российской императорской Академии наук Петр Симон Паллас! — с торжественной значительностью представил Лепехин гостя вошедшему помещику. При громком сим титуле и особенно при упоминании «именного повеления» весь прежний гонор и заносчивость отставного штык-юнкера молниеносно исчезли, и он с почтительностью поклонился академику, на что. тот едва склонил голову.

Паллас медленно и с достоинством произнес несколько немецких фраз. Лепехин переводил их, от себя добавляя еще большую строгость и непреклонность.

— Господин профессор говорит, — переводил Лепехин, — что, как ему донесено, академической гимназии ученик и экспедиции член Василий Зуев злоумышленно людьми вашими взят под стражу и в подвал в нарушение всех правил и закона посажен, чем экспедиции и делу ее урон учинен.

Господин профессор и Академии российской действительный член по сему происшествию вопрос чинит: с ведома ли вашего сие беззаконие учинено и подлежит ли ему по совокупности всего сказанного адресоваться к генерал-губернатору или, находясь о сем беззаконии в неведенье, вы, господин штык-юнкер, сами сие беззаконие пресечете, а виновных слуг ваших сами своим судом накажете?

Произнеся эту тираду, Лепехин с достоинством сделал шаг назад. Окончательно обескураженный помещик усвоил только одно: если он сейчас не примет решительных мер по освобождению задержанного, дело может обернуться худо. У важного академика, видать, всесильные покровители.

Сорвав со стены арапник, он ударил им управителя и с криком набросился на него:

— Ты что, скотина, людей распустил?! Вместо поиска беглого калмычонка, хватаете невесть кого и мне докладу не чините! Сейчас же освободить и доставить кого задержали!

Управитель пулей вылетел из зала.

— Прошу передать господину профессору, — обратился он к Лепехину, — мое извинение в принеприятном сим недоразумении... Ученик ваш, без ведома моего задержанный, будет немедля доставлен на ваше лицезрение.

Лепехин коротко передал это Палласу. Тот, повернувшись, пошел на двор к своей коляске.

— Не обессудьте за прием, — шел за ним Харлов, — может, с дороги закусить, наливочки...

— Господин профессор спешат. Происшествие сие и так задержало нас весьма! — следуя за Палласом, ответил Харлову Лепехин. У коляски их ждал Василий.

Тройка ходко взяла с места, и коляска покинула помещичий двор.

Возвращению Василия все были рады, и экспедиция двинулась дальше на юг.

Только переодевшись и свободно расположившись в кибитке вместе с Никитой, Василий понял, от чего он только что избавился. Закрыв глаза и глубоко вдыхая вольный степной воздух, он вспомнил калмычонка, оставленного им в темном, сыром подвале. Для него ничего нельзя было сделать.

5

Экспедиция повернула к Оренбургу. Потом по реке Яику спустились к Яицкому городку. Здесь путников застала ранняя зима. Пришлось переходить на санный обоз, что задержало экспедицию. Ожидая, пока телеги заменят санями, Паллас со спутниками решили посмотреть подледный лов белуги и осетра на реке Яик. Этот лов у казаков назывался багрением. На казачьем кругу для руководства ловом избирался специальный атаман и два есаула. Каждый казак, ко времени лова вступивший в службу, получал ярлык. По нему он мог ловить рыбу сам, мог передать свое право другому. Но старые традиции нарушались неравенством. Атаман городка получал четыре ярлыка, старшины — по три, писаря — по два, а их жены получали по ярлыку, тогда как женам простых казаков ничего не полагалось.

К лову готовили остро отточенный багор, крепили его на трех-четырехсаженной жерди. Готовились также небольшой подбагорник и пешня. Кроме того, казак должен был иметь ружье на случай нападения киргизцев. Каждый зажиточный казак снаряжал свой обоз, беднота сбивалась в артели.

В десять часов грохнула сигнальная пушка, возвестив начало лова. Вскочив на коней, казаки поскакали сломя голову к реке, чтобы захватить лучшие места. Захватив место, долбили пешней проруби. На каждый ярлык полагалось иметь одну прорубь.