Дузинский задохнулся от волнения:
— Три миллиона! Невероятно!
— Неужели? — Холодное презрение Радница явственно сквозило в его голосе и осанке. — А китайское правительство думает иначе. — Он затянулся сигарой. — Отлично, в таком случае будем считать, что наша сделка не состоялась. — Радниц включил переговорное устройство и приказал Ко-Ю:
— Русское посольство.
Дузинский извлек из кармана грязный платок и вытер вспотевшие ладони.
— Мое правительство никогда не заплатит так много, — произнес он хрипло.
— Да? Оно так бедно? — Радниц стряхнул длинный столбик с сигары в серебряную пепельницу. — Какая жалость. Однако я не воспринимаю ваше заявление, ибо оно исходит от мелкого чиновника. Кажется, вы так представились? Китайцы нравятся мне меньше русских, поэтому я предпочитаю иметь дело с вами. Моя цена — три с половиной миллиона долларов. Наличными. Я передам расшифрованную формулу вашим специалистам через три месяца. Если мне не удастся ее расшифровать, я, разумеется, не получаю денег.
— У меня нет полномочий… — забормотал Дузинский.
— Это мне ясно, — перебил его Радниц. — Сейчас мы едем к вашему посольству. Получите необходимые согласования. Я возвращаюсь в отель «Бристоль». Если ваше правительство согласится купить формулу за мою цену, пошлите мне телеграмму.
— Прошу вас остановиться в здешнем отеле, — сказал Дузинский, пытаясь обрести былую уверенность. — Я сообщу о нашем решении. Не могу же я ехать в отель «Бристоль».
— Не имею ни малейшего желания ночевать в ваших убогих гостиницах, — отказался Радниц. Машина остановилась неподалеку от посольства. Радниц распахнул дверцу. — Пошлите телеграмму.
Дузинский кинул на него взгляд, полный ненависти, которую, однако, скрывали поля шляпы. Затем он вылез из машины. Радниц опустил стеклянную перегородку между собой и Ко-Ю:
— К пропускному пункту, живо!
Они были там через пять минут, но Дузинский уже успел позвонить, и их поджидали двое часовых в ушанках.
Шлагбаум был поднят, «роллс-ройс» въехал на ничейную землю. Много времени заняла проверка паспорта Радница. Чиновник не торопился. Сначала Радниц ожидал окончания процедуры вместе с другими американцами, которые направлялись из западного сектора в восточный, чтобы посетить «Комише-опера». Затем они уехали, и Радниц остался один. В конце концов, после двадцатиминутного разглядывания документов чиновник с самодовольной ухмылкой проставил визу в паспорте, вернул его и махнул рукой в сторону двери.
В глазах Радница сверкнула ярость. Он двинулся к «роллс-ройсу», где уже стояли двое солдат. Они принялись обыскивать автомобиль. Радниц прохаживался взад-вперед, чтобы не замерзнуть.
К нему подошел Ко-Ю. Небольшое желтое лицо ничего не выражало.
— Простите, сэр. Их интересует обогреватель.
Радниц направился к «роллс-ройсу».
— В чем дело? — спросил он по-немецки.
Солдат направил фонарик на большой обогреватель внутри машины:
— Что это?
— Обогреватель.
— Нужно посмотреть. Снимите его.
— Снять? — Полуприкрытые глаза Радница помрачнели. — Зачем? Там ничего нельзя спрятать.
— Снимите, — сухо повторил солдат. — Нужно посмотреть.
Радниц обратился к Ко-Ю:
— Справишься?
— Да, сэр, но придется повозиться.
— Снимай.
Радниц залез в машину и зажег сигару, сдерживая гнев. Он сознавал, что находится на ничейной земле и эти безмозглые скоты в ушанках обладают большей властью, чем он.
Включив свет, Радниц углубился в бумаги.
Солдаты наблюдали, как Ко-Ю вынимает обогреватель. Спустя двадцать минут, когда он снял крышку, к шлагбауму подъехала машина. Из нее выпрыгнул Дузинский и понесся к «роллс-ройсу». Он уселся рядом с Радницем и махнул солдатам рукой. Те велели Ко-Ю поставить крышку обратно и отошли.
— Извините, — произнес Дузинский. Запах пота заставил Радница глубже затягиваться сигарой. — Я был вынужден задержать вас. Мы согласны на ваши условия и заплатим три с половиной миллиона долларов за расшифрованную формулу.
Радниц продолжал просматривать бумаги и делать пометки. Минуты две он не отрывался от них, затем отложил в сторону и пронзил Дузинского серо-стальным гневным взглядом.
— Я провел целый час на холоде, — отчеканил он, — а мое время стоит дорого. Я не желаю терпеть ничего подобного от коммунистического правительства. Теперь моя цена — четыре миллиона. Объявите своему начальству. Это случилось из-за какого-то глупца из их партии, осмелившегося задержать меня. Слышите? Четыре миллиона долларов.