Вот такими примерно словами объяснял я Лапшину, почему я его принципиальный противник, а не просто следователь, выполняющий положенную по должности работу.
Мне лично совсем не нравится эта система «кругового знакомства». Порочность ее в том, что она не для всех. Лапшин им — стенку, они ему — финскую колбасу из-под полы. Они ему — машину для транспортировки мебели, а он им — какой-нибудь дефицит, который достал даже не сам, а один из тех, кому он доставал стенку. И так далее. Но хуже всего, конечно, даже не то, что Лапшин — человек, заведомо испорченный жаждой наживы. Хуже всего, что существует целая система определенных отношений, в которую он попал. То ему звонят из горпромторга и настоятельно советуют привезти стенку тому-то и тому-то, то недвусмысленно намекают на фабрике, в отделе сбыта, что без дефицитного «подарка» может не приезжать. Он и решил: поможет другим — и ему помогут. Он уверился в том, что система этих отношений незыблема. А она как болото: засасывает целиком.
Вы заметили, что я назвал его по имени? Лапшин — молодой человек, 1953 года рождения, студент-заочник Института советской торговли. Нормальный рос человек, но... Больше всего ему хотелось быть таким же, как «другие». У него дома на письменном столе под стеклом я увидел фотографию: красные «Жигули» на фоне зеленого леса. Такие фотографии обычно собирают мальчишки и развешивают их по стенам. Я увидел — и почти все в нем сразу понял. Эти «Жигули» — мечта его. Символ «красивой жизни».
Суд приговорил Лапшина к десяти годам лишения свободы. И только уже на суде он впервые произнес слово, которого так избегал на следствии: не «вознаграждение», не «комиссионные», не «транспортные расходы». Единственно верное слово — «взятка».
Вот такую историю рассказал Анатолий Александрович Ковалев. В ней мало загадочного, но много очевидного, того, что волнует нас всех, следователи ли мы, инженеры или машинисты башенных кранов.
Пример этого уголовного дела показывает: порочный круг отношений «ты мне — я тебе» можно разорвать. В том-то и состоит справедливая функция следователя прокуратуры, чтобы не только увидеть очевидное, но и доказать: само существование таких отношений невозможно без обмана, без духовного падения человека, наконец без преступления. Потому-то так общественно важна сегодня работа Ковалева и его коллег. Без них может получиться так, что красные «Жигули» Лапшина — уже не на картинке, а в действительности — промчатся мимо нас, обдавая пылью и грязью.
«Дело возобновлено. Вспомните!..»
Тема, с которой выступал на Всесоюзном совещании лучших следователей органов прокуратуры Юрий Георгиевич Сидоренко, формулировалась так: «Внутреннее убеждение следователя при оценке доказательств — нравственно-правовая гарантия обеспечения законности при расследовании преступлений». Хотя и сложно, но, согласитесь, понятно даже не для профессионала.
Самый привередливый ценитель детективов не пропустил бы ни слова из того, что рассказывал Ю. Г. Сидоренко. Речь шла о том значении, какое имеет внутреннее убеждение следователя при раскрытии самых тяжких преступлений — убийств.
Место, которое Юрий Георгиевич Сидоренко занимает в органах прокуратуры, не только ответственное и почетное, но и горячее. Он — следователь по особо важным делам при Прокуроре Украинской ССР.
Я спросил, помнит ли он за чередой последующих уголовных дел, запутанных и сложных, свое самое первое дело, которое досталось ему сразу же после университетской скамьи. Он ответил, что помнит не только суть дела — ограбление, но и мелкие подробности: как звучали голоса преступников, во что был одет потерпевший, в каком зале проходил суд...
— Даже лицо народного заседателя, представительного мужчины со строгим, уверенным взглядом, надолго останется в памяти, — добавил Юрий Георгиевич. — Но его-то я буду помнить не только поэтому.
— А почему же? — спросил я.
— Да так, совпадение, но, правда, совсем не простое.
Тут я уже включил диктофон.
...Осенью 1979 года у бригадира Евгения Елина (так назовем мы его в нашей истории) исчезла жена. Она не пришла домой ни вечером, ни на следующий день, ни через неделю, ни через месяц. Бросила ли мужа, случилось ли несчастье, стала ли она жертвой преступления — на эти вопросы не мог ответить никто, в том числе и сам Елин. По факту исчезновения было возбуждено уголовное дело, но в конце концов расследование приостановили. Два года делом никто не занимался. В сентябре 1981 года мне поручили еще раз просмотреть все материалы.