Да, Чале помнил об Аминат. Ведь пройдет время, и она выйдет на свободу. Может случиться так, что в ней вспыхнет настоящее материнское чувство к дочери. Конечно, как юрист Кадыр Хамидович знал: по закону она будет лишена родительских прав на Гулез. Но если потом, после отбытия наказания, ей очень захочется замолить свою вину перед дочерью, восстановить свое честное имя и репутацию, в конце концов возродиться самой, то, может быть, чудо и совершится и она вернет себе дочь (как уже совершилось одно чудо — девочка осталась жить).
Как ни мало времени имел Чале в Майкопе, он все же выкроил полчаса и заехал в дом ребенка. Гулез, кажется, узнала его. Ее черные глазенки сверкнули от радости. И, вспоминая ее в поезде, мчавшемся в Москву, Кадыр Хамидович понял: да, об этом случае стоит рассказать на конференции. Он и его товарищи, выполняя свой долг, сохранили жизнь человеку. Пусть одному, но и это уже немало.
Валерий Гусев
ПЯТЫЙ ПЕРИОД
12 марта, четверг
ОБХСС УВД Рязанского облисполкома
— Габуния меня зовут. Реваз Давидович. Из села Квалиани. Честный человек. Дочку замуж отдаю. Одна дочь, красавица — коса до колен. Жених — орел, вот такие усы. Хорошая пара. У меня красивые внуки будут. Я их уже люблю, как свою мать. Понимаешь?
— Нет, — признался инспектор ОБХСС.
— Слушай дальше — поймешь. Хочу, чтобы моя Тамара в новый дом хозяйкой вошла. Поэтому к тебе пришел.
— ?
— За правдой. За законом.
Реваз Габуния был в самом деле честный человек, труженик, передовик. Работал в колхозе много, зарабатывал крепко. И со своего сада солидный прибыток имел. Хорошо жил. Настала пора отдавать дочку за жениха с усами. Понадобилась мебель в новый дом. Габуния приехал в Рязань и нашел своего земляка, который давно клялся помочь, если будет в чем нужда. Васадзе познакомил его с «большим человеком» — управляющим областной базой Росхозторга Бельским. Тот охотно, будто только и ждал этой просьбы, пошел навстречу — как не помочь? — и обещал отпустить отличный импортный гарнитур. С переплатой. На «оргтрансрасходы».
— Он человек, нет? — горячился, рассказывая, Габуния. — Две тысячи сверх просит! Деньги есть, не в том дело. Но обидно, слушай. Я их сам не печатал. Я их в поле заслужил. Почему такая цена? Кто позволил? Как — спокойно? Зачем — спокойно? Разве можно спокойно? Он этот мебель разве сам строгал? Ему государство только продавать поручило, а он и другое дело делает — свой цена для свой карман дает. Бельский нужно за руку хватать и за решетку сажать!
— Как я вас понял, вы возмущены требованием гражданина Бельского о переплате и изъявляете желание оказать содействие в поимке преступника с поличным?
— Возмущены! — грозно сказал Габуния. — Изъявляем!
— Что ж, хорошо. Будем работать. Как вы договорились с Бельским? Где встречаетесь? Когда?
— Завтра. Утром. У главной почты, — Габуния стукнул по столу громадным кулаком.
— У главпочтамта, вы хотите сказать?
— Правильно, дорогой, там.
— Деньги при вас?
Заявление Габуния стало первым достоверным свидетельством преступной деятельности Бельского. До этого по городу упорно ходили слухи о том, что заведующий базой продает мебель и другие дефицитные товары со значительным превышением стоимости. Но проверить эти слухи и принять конкретные меры пока не представлялось возможным. Тем более что до недавнего времени Бельский имел безупречную репутацию: авторитетный руководитель, удостоенный звания Заслуженного работника торговли РСФСР, награжденный орденами и медалями, он свыше двадцати лет бессменно занимал трудную должность управляющего базой, пользовался уважением коллектива, руководства, всех, кто его знал. А знали его очень многие...
Поэтому сотрудникам ОБХСС предстояла работа сложная, кропотливая, как говорится, высококвалифицированная; действовать надо было с особой четкостью и оперативно.
13 марта, пятница
Главпочтамт. Оптовая база. Областная прокуратура
К зданию главпочтамта, разбрызгивая грязный мокрый снег, подлетела черная служебная «Волга» и плавно остановилась, чуть заскользив вдоль тротуара. Заднее стекло ее было задернуто цветной шторкой.
Водитель вышел, осмотрелся, подошел к немолодому грузину, который нервно топтался у входа в главпочтамт, что-то тихо сказал ему, и они сели в машину. На заднем сиденье, лениво откинувшись на спинку, развалился Бельский: то ли сидеть так ему было удобнее и привычнее, то ли он старался остаться незамеченным.