Бельский если и растерялся, то внешне ничем этого не показал. Агафонов молча ждал ответа.
— Хорошо, — как бы перебарывая себя, начал допрашиваемый. — Простите, что я не сразу доверился вам. Теперь вижу: вы честный, умный, порядочный человек, и мне, пожалуй, надо быть с вами откровенным, чтобы с вашей помощью, совместными усилиями установить истину. В самом деле, между мною и Габуния существовала договоренность. Но, так сказать, условная. Сейчас вы поймете. Когда Васадзе свел нас, я сразу догадался, что Габуния действует по указке работников ОБХСС, помогает им совершить провокационные действия с целью опорочить мое доброе имя. Желая разоблачить их, вывести из органов охраны правопорядка затесавшихся туда недобросовестных людей, я взял эти деньги и спрятал, чтобы в дальнейшем передать их прокурору с соответствующими объяснениями. Но я недооценил силы своих опытных врагов. И оказался не борцом за справедливость, а преступником. Поделом мне: надо знать свое место. Каждый должен заниматься своим делом, верно?
— Согласен. Мне только непонятно: зачем работникам ОБХСС потребовалась эта, как вы уверяете, провокация?
Бельский придвинулся к столу, оглянулся и зашептал:
— Месть! Когда-то один их инспектор, не помню сейчас его фамилию, попросил меня устроить ему холодильник «Минск-22». Кстати, очень хорошая вещь. Не интересуетесь? Так вот, я имел глупость — теперь я это понял, но, к сожалению, поздно — резко отказать ему. Я прямо сказал, что эти холодильники продаются по записи, и посоветовал занять очередь на общем основании. С того черного дня я стал ощущать скрытое внимание со стороны определенных лиц, появились сплетни, будто я систематически продаю мебель выше ее стоимости. То есть усиленно создавалось негативное общественное мнение. И вот мне нанесен подлый удар. В результате кто-то злорадно смеется, а я — здесь — рыдаю.
Агафонов методично, без нажима задавал тщательно сформулированные вопросы, спокойно, не перебивая, выслушивал пространные ответы Бельского, прилежно наклонив голову, почти дословно записывал их в протокол. Внешне он никак не реагировал на наглую лживость показаний. Спокойствие следователя, его внешнее равнодушие к сообщаемому создавало впечатление, что он давно знает истину, имеет неопровержимые доказательства, а сейчас просто выполняет необходимые формальности.
И Бельский вскоре занервничал, стал терять уверенность.
— Значит, вы утверждаете, — продолжал Агафонов, — что намерения продавать Габуния гарнитур у вас не было?
— Безусловно утверждаю.
— Имеются ли сейчас на базе импортные гарнитуры стоимостью девять тысяч рублей?
— Нет, сейчас таких в наличии нет. И это подтверждает искренность моих слов. Чтобы продать Габуния гарнитур, согласитесь, надо по крайней мере иметь его на базе.
— Придется проверить.
— Конечно, пожалуйста. Правда, я забыл: один такой гарнитур, венгерский, «Чардаш», стоимостью девять тысяч сорок рублей, я оставил для себя и уже оплатил его.
— Ну что ж, на сегодня хватит. Прочитайте протокол допроса и подпишите. Здесь, здесь и здесь.
— Я свободен? — спросил Бельский, подписав протокол и вставая.
— Нет. Подпишите еще вот это.
— А это что?
— Протокол вашего задержания.
— Как? На каком основании?
— На основании статьи сто двадцать второй Уголовно-процессуального кодекса РСФСР.
— Что за статья? Разъясните.
— Задержание подозреваемого в совершении преступления.
— Ах, вот как! Понятно! Напрасно я вам доверился. Имейте в виду: чем круче вы заворачиваете гайки, тем строже вам придется отвечать! Я отказываюсь подписывать эту бумагу!
Бельского увели. Было уже около десяти часов вечера.
В двадцать два пятнадцать на оперативном совещании следователь Агафонов доложил о первых результатах расследования, подчеркнув, что показания Бельского необходимо срочно проверить, чтобы опровергнуть их и иметь весомые доказательства его вины в получении взятки.
— Бельский обещал Габуния доставить мебель в условленное место к одиннадцати часам, буквально через два часа после того, как получил от него деньги. Значит, гарнитур, готовый к продаже, который не числится за базой, у него уже есть. И находится он или здесь, на городской базе, или на складах отделения базы в Сабуровке, или на квартире Бельского, или на его даче, или в его личном гараже.
— В одном из трех его гаражей, — уточнил капитан Говоров.
— Далее. Бельский показал, что о якобы готовящейся провокации работников ОБХСС ему сообщил какой-то надежный человек. Назвать его он отказался, чтобы не «навлечь на него беду». Вполне возможно, что этот «надежный человек» существует не только в воображении Бельского. Нужно установить его.