Медведев В. В. Кинолог:
«14 сентября 1980 года в 8 часов утра я заступил на дежурство вместе со своей служебно-розыскной собакой по кличке Болт и выехал для работы у дома № 166 по улице Володарского. Около дома № 21 по улице Пролетарской я дал собаке одежду пострадавшей, она ее обнюхала и стала искать след. Она обнаружила его на тротуаре, напротив калитки дома № 166, место было присыпано песком. Таким образом, могу пояснить, что Болт взял след самой пострадавшей. По правилам, одежда давалась собаке на расстоянии не менее десяти метров от места преступления. Болт уверенно взял след и повел. Сначала вниз метров пятнадцать по улице Володарского до калитки дома № 164, потом, свернув вправо, дворами, еще через одну калитку в заборе до дома 30б (в глубине квартала, приписан к улице Красноармейской). Обогнув его, Болт опять свернул направо и по тропке из глубины дворов вывел прямо на улицу Красноармейскую, потом через дорогу к остановке троллейбуса — дом культуры «Авангард», где след оборвался. После этого я второй раз применил собаку, уже с другого места. Болт уверенно прошел по тому же следу. Вообще Болт — лучшая собака в нашем питомнике, работает около трех лет и очень редко теряет след. Я убежден, что он правильно показал дорогу потерпевшей к месту преступления...»
Вот оно, это место... Сергей медленно прошел до перекрестка. Сегодня днем он здесь вместе с понятыми составлял протокол места происшествия. Была также составлена подробная схема, сделаны необходимые фототаблицы.
Молчаливо чернела возле тротуара трава. Ветер все-таки нынче силен, так и пронизывает, словно хочет замести все следы... Нет, надо собраться с мыслями. Ничего не упустить. Вероятно, преступник ушел к перекрестку к улице Пролетарской, в сторону рынка. От Красноармейской приближались две девушки, громко разговаривая между собой. Они, видимо, и спугнули его, он заторопился. Ведь девушки первыми подошли к раненой. За забором, во дворе дома, который стоит метрах в двадцати от тротуара, развешивала белье Видякина, женщина из четвертой квартиры. Она, услышав глухой стон и плач, решила, что это опять Слобожанина Манефа из дома напротив лупит свою дочку. А Манефа Васильевна, услышав жалобные стоны, подумала то же самое о Видякиной, ибо и у той росли две дочки. Она и крикнула из окна второго этажа:
— Что с тобой, Оля?
— Я не Оля, я — Ирина...
Слобожанина М. В., швея:
«Вечером 13 сентября я находилась дома. Была дома также моя мама, тяжело больная женщина. Примерно между 21 и 22 часами я услышала голос соседки Видякиной Татьяны, она звала свою дочь Олю. Я подумала, что она ее разыскивает. А минут через пять я услышала детский плач. Подумала, что Видякина нашла свою дочь и теперь наказывает ее. Потом какой-то удар, и вдруг плач прекратился. Я еще сказала своей матери, что вот, мол, соседка так бьет свою дочь, что та от страха и плакать перестала. Через несколько минут снова послышался детский плач со словами: «Ой, мамочка, мне больно!» Ну, я не выдержала и, выглянув в окно, крикнула: «Что с тобой, Оля?» И услышала: «Я не Оля, я — Ирина...» Она еще говорила, что ей плохо, тяжело. Я сказала, что сейчас выйду. А тут еще Видякина мне крикнула: мол, что у вас случилось? А я в ответ: «Так ведь это у вас что-то случилось...»
Когда я вышла, то на асфальте увидела женщину, она лежала, а около нее стояли две девушки. Тут и Видякина подошла. Я вначале не поняла, что лежит ребенок, видела только, что одета по-женски. Одна из девушек говорила возбужденно: мол, где здесь телефон, нужно вызвать «скорую помощь», почему вы ничего не предпринимаете? Я сказала: «Вон в той стороне телефон, беги». Она ответила, что не знает где, что здесь впервые. Мы вместе побежали к телефону и вызвали «скорую помощь». Разговаривала по телефону девушка. Ее спросили, куда ехать, и она вопросительно посмотрела на меня. Я объяснила. Затем я вернулась. Раненая стонала и на вопросы, которые ей задавали, не отвечала. Говорила только, что ей больно.
Подошла «скорая помощь», врач попросил помочь погрузить раненую. Все отошли. Я помогла положить девочку на носилки. У нее распахнулся плащ. Под плащом было платье в горошек, все в крови. Когда подошла «скорая», то уже собрался народ. Один мужчина сказал, что надо записать свидетелей. Девочка мне незнакома, я ее раньше не видела. Имен она никаких не называла. В нашем доме в тот вечер у соседей никаких ссор и скандалов не было. Вообще же улица у нас шумная, оживленная, но в тот вечер, и особенно в то время, я, по-моему, даже шума машин не слышала, словно вымерло все...»