После речи заместителя министра слово было дано Пешо. Он заботливо написал его, но пока говорил, очень редко заглядывал в бумагу. Его волнение как будто уже прошло. Голос звучал теперь уверенно и твердо, его темные глаза спокойно смотрели куда-то над головами пионеров. От имени всех своих товарищей он поблагодарил за большое внимание, оказанное им народной властью, и торжественно обещал, что они будут служить своему народу все так же верно и преданно, образцово выполняя пионерские обязанности и в школе, и вне ее…
— А что касается Юлии, — кончил он, — я считаю, что действительно она показала себя самой достойной среди нас — это я признаю здесь перед всеми от всего сердца, и перед всеми я хочу извиниться перед ней за то, что когда-то я пренебрегал ею, потому что она девочка, а от девочки — думал я — ничего особенного ожидать нечего… Я действительно допустил грубую ошибку, не подчинившись решению товарищеского коллектива… Это я теперь отлично понимаю… И так как я понял это, для меня самой большой и настоящей наградой является то, что мои друзья простили меня и снова считают таким верным товарищем, как считали раньше… Большей награды, чем эта, для меня не может быть…
Пешо не мог продолжать. Внезапно в большом зале разразилась настоящая буря рукоплесканий. Аплодировали все — и пионеры, и учителя, и молодые офицеры, и пожилые родители, и все люди, которые сидели за длинным столом, покрытым красным полотном. Пешо смущенно замолчал, беспомощно посмотрел на своего отца, потом снова повернулся к большому залу. Впервые с тех пор, как он вышел на трибуну, он всмотрелся в публику, и внезапно у него захватило дыхание. Сейчас он увидел своих друзей такими, какими он их никогда не видел — он видел их взволнованные лица, видел их блестящие глаза, видел их глубокую и искреннюю радость и любовь и понял, как сильно прозвучали его слова о товариществе. Внезапно он увидел и своего классного руководителя в первом ряду, увидел в его взгляде глубокое волнение, и это волнение словно внезапно перелилось в его грудь и сжало ему горло. Он чуть не всхлипнул. Влага затуманила его взгляд. В тумане слез образы словно расплылись, лица исчезли и изо всего, что было в зале, в его сознании остался только пламень красных знамен, которыми был задрапирован балкон, и незатихающий шум рукоплесканий.
Это были мгновения, которые Пешо не забудет никогда.