Он долгое время был уверен, что только совершенного человека пропускает за определенные рамки скорость и наоборот: если человек может совладать с большой скоростью - значит, он совершенен. «Скорость - гениальность - святость» - такую он вывел формулу. «Я вам доверяю только потому, что вы быстро ездите», - так ему хотелось сказать знакомым гонщикам.
Он даже начал считать, что если правильно все делать на дороге - то это гармонизирует не только настоящее, но и будущее и привлекает счастье и успех.
На автодроме всегда пахло ветром, и поскольку он лежал в стороне от всех человеческих дорог, пробраться туда в час пик, когда начинались занятия, было само по себе откровением, взять и вырвать себя из работы и жизни в самый разгар дня - в пять часов - чтобы помчаться на автодром и доползти до него по кольцевой к семи - казалось ему подвигом. Но он знал, зачем едет: он ехал в разведку, в том месте, он был уверен, что-то творится со временем, и оно, преобразуемое скоростью и более-менее контролируемым рулением, должно как-то менять свою физику. Поэтому сначала он вырывался и просто смотрел, как выносятся змейкой машины из поворотов, тренируя стабилизацию.
Потом его научили этому самому. Летняя контраварийная, зимняя контраварийная. Разгон, сброс газа, поворот руля, ручник, выпрямление руля, плавный газ, нежный-нежный и долгий, что поначалу никак не хотело у него получаться. Но у него все-таки получилось, и машину подхватывало и выносило из заноса ровно так, чтобы она послушно вошла в следующий поворот - и это уже было на что-то похоже - на то, чего ждал он, и в такие моменты ему уже больше не нужен был газ, руль и ручник - он смотрел только на снежное поле - и вот следующий взмах - и плавный вход и выход навылет, осечка - и вот ты уже за три метра где-то на взлетной полосе в никуда, и напрягаешь все, что только можно внутри до сдавленного крика, чтобы вернуть машину обратно. После второго часа занятий начинали отваливаться руки, причем отваливались по-разному: левая ныла вся от постоянной борьбы с рулем, а правая была вся в мозолях, и под конец третьего часа, от перенапряжения уже не владея ни собой, ни своей реакцией, он каждые пять минут вскидывал глаза на часы: «Скорей бы все это закончилось!»
И через какое-то время он понял, что авторалли - это балет. «Тысяча повторений - и золотой ключик в наших руках», - как говорил его тренер.
Это было идеальное движение по земле, ему же нужно было движение над землей. И он восхищался и ненавидел авторалли одновременно. Хотя бы потому, что с первого раза, как ему было надо, там ничего не получалось, никогда не удавалось взлететь. Но не эта мысль, а другая росла со временем в нем: «А вдруг там, на другом конце, ничего нет, нет твоей любимой с поцелуями», - которая, кстати, только скрепя сердце позволяла ему этим заниматься. А ведь ключи от счастья он хотел добыть только для нее. И вдруг все эти люди - лучшие гонщики и лучшие из лучших - всего лишь машины, ставшие такими же идеальными механизмами в борьбе со стихией, как и их машины, - вообще, становятся же люди со временем похожими на то, чем они занимаются. И когда он уже уверил себя, что движение - сплошь в земной плоскости, в этой же земной плоскости человека и оставляет, и даже скорость приносит еще, может быть, минимум пол-измерения, но не те нужные ему абсолютные величины, напоследок он увидел нечто такое прекрасное, о чем побоялся рассказать даже жене.
Он увидел стаю лебедей на озере, на Разливе, куда он повез свою семью как-то в загородный ресторан. Сначала днем на льду, потом уже ночью в темноте, они все залетали в занос, взвевая кучу брызг, семь лебедей он насчитал. И конечно, жена и сынишка не разрешили ему к ним съехать, хотя он взглядом нащупал туда дорожку среди деревьев.
Проснулся он от душевной боли и всю ночь расхаживал взад-вперед по темной пустой гостиной, твердя только одно: «Как же так?»
И тогда понял он, что чтобы окончательно все понять, он должен сначала этому научиться. И на следующий же день рванул на замерзшее озеро сам, а потом прошел втайне от жены спортивную подготовку, научившись всему, чему мог, правда, большей частью не научившись, но хотя бы поняв, как это делается.
Напоследок он изобрел собственный анекдот: «Как надо ездить на автодроме: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7... 24, 33, 70! А если кто-то будет говорить, что что-то не так, поедем в другую сторону!»