Вот это-то желание чуда и вело теперь его дальше. Авторалли оказалось волшебством, благодаря которому можно было добиться чуда только при определенной повторяемости. Ему же нужно было другое чудо - которое здесь и сейчас. Только это говорило о том измерении, которое он хотел изобрести. Именно это манило его в каждом действии - желание тайны, чуда и праздника.
Обо всем этом думал он по ночам в Твери, куда они уезжали на лето. О том, что он обожает свою жену и сынишку до такой степени, что никаких авторалли ему не надо, что те лазейки во времени, которые так ему нужны - нужны ему только с ними вместе, чтобы рассказать об этом любимой, чтобы научить ребенка счастью.
Как-то неделю они просидели напротив дома на окрестных пляжах, а когда им починили машину, их белый «мерседес», после въехавшей в него фуры на московской дороге, он повез свою семью к счастью, о котором думал всю ночь.
И такой чудесный долгожданный был день, какой бывает раз в жизни, и они поехали в одно местечко, Новинки, и там - белая церковь, песочек, жара и речка с леденющей водой, ему все хотелось рыбок набрать, что рассыпались под водой стремительной стайкой, и больше, кроме них, никого, и его любимая семья, за которую он душу отдал бы, и «Ты - мой полет, мои крылья за спиной, когда я счастлив, мне хочется послать тебе по ветру кусочек счастья, когда я лечу - мне кажется, что я встречу тебя в облаках, и лечу к тебе, теперь все с тобой, все в тебе, и я целую, целую, целую тебя, хочу провести по твоим волосам, целую твои губы, вездесущие, сладкие, посылаю тебе свою радость и весь трепет большого, широкого и прекрасного мира, который я ощущаю сейчас», - как хотелось сказать ему обо всем этом жене. «Ты - мои свершения в начатом, мое стремление к будущему, ты - мое совершенство. И путь в мое измерение лежит только с тобой и Ленечкой, без вас, мои дорогие, меня все равно никуда не пустят».
«Пройдет дождь, и от нас останутся следы поцелуев. Мы умрем, но великая нежность будет в дожде, и в воздухе, напоенном теплом на закате. Тогда мир узнает о нашей любви».
...Следующим летом пришлось осесть в городе, он задумал грандиозный ремонт своей фотостудии. Он был фотографом. Фотографом он чувствовал себя меньше всего, ощущая в себе задатки всего на свете, и все-таки в фотографии он мог реализовать все одним махом - даже музыку и мелодию души, которую он не мог спеть - единственное в жизни ему не подвластное действо. Но когда он мчался по городу на машине и слушал по радио прекрасные блюзы и переборы саксофона или вкрадчивый голос скрипки - он чувствовал знакомый трепет в душе и в руках, он знал: «Я все это могу. Вот это я могу этими красками, а вот эту мелодию нужно так. Я все это могу в фотографии». Тогда он чувствовал такое родство со всем миром, такое единство и связь вещей, такую всепобеждающую гармонию, так прямо указывающую на все остальное, на то, что ему так хотелось нащупать.
Ремонт продвигался великолепно. Система подсветки в ванной, мерцающий прозрачный потолок из елочной гирлянды, как в театре. Бело-голубые стены, которые он вручную задекорировал ракушками. Все остальное - тоже собственного дизайна и где можно, ручной работы, абажур в столовой из органзы и много-много картин на стенах.
Сыночка удалось сдать родителям его жены на дачу в Сестрорецк. И они задумали так: суббота и воскресенье, были, конечно, только и свято для Ленечки. Но в четверг вечером они заканчивали ремонт и провожали мастера до понедельника, и в пятницу утром устраивали побег: лазейки во времени, следы поцелуев.
Он вез ее прямо на море. Самое невероятное, что море оставалось именно тем же местом, Сестрорецком, куда они на следующий день явятся с сынком. Но по пятницам оно было для них одних.
Он вез свою любимую так: сначала было утро поцелуев, потом - их белоснежный светящийся кабриолет вез их к морю, и в воде, откуда он так любил выносить ее на руках, она казалась совсем невесомой, русалкой, такой доверчивой, такой искрящееся и родной. Потом они ехали обедать по всему берегу в самые изысканные места, отыскивая в приморских ресторанах то корюшку среди лета, то барабульку, то целую россыпь фотомоделей в «Васаби» по телевизору на втором этаже под салат из водорослей. После обеда был час кино, куда они обыкновенно заезжали, чтобы поспать, а заодно просмотреть очередной французский мультипликационный фестиваль, и потом, как мозаику, сличали отрывки - что у кого осталось в памяти. Наконец, вечером они являлись домой, совершая уже четвертый круг почета к дому, мимо, туда и обратно, и на все вопросы родных заверяли, что «да, очень много работы» и что «да, они очень устали, и поэтому сегодня так поздно».