И море было для них таким невообразимым, счастливым явлением очевидности, как во сне, когда приснится кто-то забытый, чтобы сказать тебе что-то важное. Он убаюкивал ее на руках своей любовью, море убаюкивало их обоих. Все, что он знал и видел, всю музыку души, все напряжение воли и разума ему хотелось посвятить ей. Как-то перед пятницей он записал для нее всю классику, когда-либо им слышанную с детства, тщательно составляя библиотеку самой прекрасной музыки, которую он знал, чтобы на следующий день послушать с ней. Она не любила классику. Но ведь было еще кому-то подарить этот диск - их сыночку. И он свято верил, что послушав все это, Ленечка станет таким же, как они - щедрым душою и свободолюбивым, способным взлететь высоко. И когда через много лет, когда их уже не будет на свете, сын увидит следы волн на песке - он поймет, что это следы поцелуев, оставленные через века, неподвластные времени.
Больше всего он любил дарить своей жене все новые и новые свадебные платья и потом снимать ее в них на закате на море... Самым его любимым было бело-красное испанское платье, которое они придумали в воздухе, подлетая к весенней Праге, и как только вернулись, через неделю уже платье было готово...
И море, видя его невесту, танцующую в волнах, стало приоткрывать для них свои тайны, видимо, только его любимой они все должны были быть посвящены, она была их заветным проводником.
На берегу моря стоял отель «Филадельфия» - бывшая дача известного писателя, а теперь - шикарнейший бело-желтый особняк в стиле русских старинных усадеб, куда в одну из суббот по подаренному кем-то приглашению попал его школьный друг. И проведя все разведывательные операции в те три дня, что они с Ленечкой заезжали, чтобы покатать приятеля по всем окрестностям (его любимая тогда гостила в Твери у мамы), - он уже точно знал, что как только она вернется, они вместе осуществят коварный план - наипростейший из самых простых и оттого совершенно недостижимый для обыкновенных смертных - план, который должен был подтвердить его теорию.
Обыкновенно они подъезжали туда, уже где-нибудь пообедав, и начинали чувствовать себя героями уже тогда, когда на вахте бодро поднимался шлагбаум под спущенное с размаху окошечко их машины и заветные слова «В Филадельфию!». Выбрав самое почетное место на парковке, они шли сразу к трем свои любимым лежакам по центру бассейна. И до вечера Ленечка плескался попеременно то в джакузи, то с бассейне с чудесной лазурной подогретой водой, иногда они выходили на море. А после обеда они спали в беседках, расположенных на зеленых английских газонах из мягкой травы, которую, казалось, причесали расческой. Они почти не обращали внимания на публику - в основном загорелых богатеньких Буратино с любовницами, с женами и детьми, - поддавшись ощущению, что все эти люди - лишь гости в их наследственной усадьбе, впрочем, не без некоторого интереса разглядывая, кто там еще пришел в гости к их бассейну. Под вечер они меняли дислокацию и плавно исчезали на ужин или переезжали к другим приморским развлечениям: парку аттракционов в Зеленогорске или в зоопарк «Гелиосик» или закатывали шашлыки на песчаной косе в «Дубках», - у сосен, вылезших из песка, чтобы побродить по ночам вдоль моря, а пока среди дня дремлющих под ветром, как ни в чем не бывало, чтобы никто не догадался, откуда они пришли. Но поскольку они втроем тоже были соснами, оказывающимися в невозможных местах, только днем, клерки «Филадельфии» сразу все поняли.
На третий день он стал томиться от отдыха, и ему пришло в голову, что неплохо бы совершить что-нибудь действенное именно в этом месте. И с утра до вечера он снимал резвящихся жену с Ленечкой в бассейне, скользя за уплывающими линиями, пузырьками, разноцветными бликами, ее зелено-желтым купальником под водой, что рыбья чешуя, назвав эту серию «Бассейн», конечно.
И через день, когда тайна бассейна была раскрыта, раскрыли и их, рассекретили, впрочем, они нимало не заботились ни о чем, заявив напоследок: «Что-то полотенца у вас сегодня не на том месте лежат». Они уехали есть миноги на скалы за Зеленогорск и праздновать победное завершение своего четырехдневного вторжения в «Филадельфию», а заодно подтверждение своей теории насчет преодоления законов бытия, он чувствовал себя просто физиком-ядерщиком, открывшим новую частицу атома, только во времени, подсчитывая заодно сколько денег, тысячу долларов или две, они за эти дни сэкономили.
И тогда все утечки времени, все шорохи морских волн и все следы поцелуев он стал дарить ей. Ему удалось вывести для нее идеальную формулу существующего, но самое трудное было - этой формуле соответствовать. Не спешить. Ему хотелось попасть сразу в вечность. Но жизнь требовала пока его здесь, живого и настоящего. Видимо, не все вехи бытия еще были пройдены. Не все тайны познаны.