— Прекрасно! — сказал я. Кроме разве что того, что никто в доме не прятался, так же как никто из него не сбегал. Ирен отперла дверь Люси только потому что это была первая дверь, которая попалась ей на глаза, как только она выбежала из комнаты отца. Если, как вы мне намекаете, Ирен с кем-то планировала покушение на отца, то согласилась ли бы она на план, который поставит ее в положение, в котором она находится сейчас, — то есть в положение единственного человека, кто не был заперт в своей комнате?
— Ирен глупа. Она могла слепо согласиться, особенно если тот, кто все это спланировал был умен. Вот так и есть, Нил. Повторяю, я настаиваю на том, что Ирен глупая. Предположим, и это кажется даже более верным, что кто бы ни планировал убить Дика, он наверняка не посвятил Ирен в свой настоящий замысел. Положим, что кто-то заставил ее поверить, что в ту ночь должно было произойти что-то другое — нет, я понятия не имею, что. Тут свою роль могла сыграть веревка. Но снегопад, по всей видимости, испортил запасной план. Никто не ожидал снега в октябре. На моей памяти так рано снег выпадал лишь однажды — когда я была еще совсем малышкой. В общем, предположим, что Ирен помогла злодею, но не сознательно — как простофиля, ей просто управляли. Это возможно, не правда ли?
— Нет, — сказал я. Ирен не может сдержать секрет, даже если это вопрос ее собственных жизни и смерти. Если бы она была в этом замешана, но не имела никаких злых намерений, она бы обязательно рассказала об этом Крису, умышленно или случайно. Нужна невероятная отвага, которой у Ирен нет, чтобы держать секрет в такое время. Если бы она что-то подобное рассказала Крису, он бы обязательно дал нам об этом знать. Сомневаться в честности Ирен или нет — ваше право. Но вы не можете сомневаться в Крисе — только не в таком деле.
— Могу, — сказала тетушка Грасия. И сомневаюсь. Я, по той или иной причине, сейчас сомневаюсь в каждом в этом доме, кроме твоего деда и, возможно, Люси.
Это «возможно» вывело меня из себя.
— И даже в самой себе? — сказал я. Я очень по-хамски задал этот вопрос.
Она тихо ответила:
— Нет. Но иногда я и в себе сомневаюсь.
— Все в порядке, — ответил я, — но вам лучше прямо сейчас перестать сомневаться в Люси…
— Я никогда и не думала, — перебила тетушка Грасия, — что Люси зашла к Дику в комнату и застрелила его. Не будь абсурдным, Нил.
— Что бы вы о ней ни думали, — сказал я, — это ничего не меняет. Она была в моей комнате уже через минуту после того, как прозвучал выстрел. Если бы вы ее тогда видели… — я не договорил, мне было слишком больно.
— Да. Я знала, что она сразу пришла к тебе, Нил.
Я встал и подбросил бревно в камин. Я не осмеливался ничего ей ответить.
Прошло несколько минут, и она снова заговорила. Она хотела, чтобы я перестал заступаться за Ирен. Сказала, что не важно, что я говорил семье; но когда чужие люди, представители власти, придут меня допрашивать, она думает, что мне не стоит так рьяно отстаивать невиновность Ирен. А закончила она словами:
— Тебе она не нравится, Нил. И никогда не нравилась. Ты сам мне говорил, как ее ненавидишь. Тогда почему сейчас показываешь такое отношение к ней? Ты возмущаешься даже попыткам ее мужа доказать ее историю — возмущаешься, ссылаясь на то, что Ирен, ни под каким предлогом, не сможет совершить подлость.
— Вздор! — сказал я. — Послушайте, есть большая разница между «подлостью», как вы это только что назвали, и убийством — или даже помощью убийце.
— Безусловно, — сказала она.
На этот раз я решил ей ответить.
— Вы думаете, что я убил отца, а Ирен мне в этом помогла?
— Я думаю, — прямо ответила она, — что Ирен пришлось бы помочь тебе или Кристоферу, или Олимпии — или кому угодно чужому, кто от нас сбежал. Рассудок заставляет меня оставить надежду на то, что это был кто-то чужой. Заметь, что я исключаю своего отца, саму себя и Люси. Ужасы последних дней порой заставляли меня усомниться в себе; но это всего лишь волнение — ничего больше. Полагаю, никто не может сомневаться в моем отце или в Люси.
— Хорошо, тетушка Грасия, — ответил я. Не могу объяснить, но ее слова о моментах сомнения в самой себе очень ласкали мой слух. — Давайте посмотрим на это с другой стороны. Какой смысл был бы Крису, Олимпии или вам — давайте исключим вас — или мне убивать отца? Я имею в виду, зачем кому-нибудь из нас это делать?