Тетушка Грасия доказала невинность Квилтеров шестерым хорошим людям. Я бы дал тысячу самых плодородных акров К‑2, чтобы она смогла доказать это мне. Я бы дал гораздо больше. Свою жизнь — хотя она не стоит и выеденного яйца. Я бы дал жизнь Люси или дедушки, так же, как и они сами, за эту определенность.
Знаешь, я придумал, как можно к ней приблизиться. Но это не имеет ничего общего ни с веревками, ни с ключами, ни с керосином. А так же никак не связано со следами, мотивами или лекарствами.
Я делаю вот что. Я беру всех нас, каждого по очереди. Я перебираю всех от дедушки до Люси. И останавливаюсь на каждом имени. Я думаю. В эти размышления я вкладываю все мельчайшие детали, которые мне известны об этом человеке, и извлекаю из них каждую частичку предрассудка и каждый атом любви или восхищения. Я оцениваю их так же объективно и непредвзято, как оцениваю скотину для продажи или размножения. И каждый раз на выходе я получаю четкий список. Именно этот метод и ничто другое дает мне такую уверенность, объективное знание о том, что ни один член семьи Квилтер не виновен в этом преступлении.
А после разумного разбора все это превращается в ложь. Это дает мне уверенность — за одним исключением. Именно поэтому я не прибегаю к своему методу чаще. Именно поэтому я боюсь своей уверенности. Ведь после каждого прогона всей этой информации я все лучше начинаю понимать, что здесь не хватает одного человека. Наверное не стоит и говорить, кто это. Нил Квилтер.
Нил Квилтер мог это сделать. Допустим, что так. Допустим, что он все тщательно спланировал от начала и до конца. И тогда, как сказала тетушка Грасия, раз уж мы имеем дело с предположениями, допустим, что страх совершить это деяние совершенно стер сам факт его совершения у убийцы из головы: произошел своеобразный мозговой штурм, унесший за собой все детали, связанные с преступлением.
Хотел бы я получше разбираться в функционировании человеческого сознания. Хотел бы я знать, происходило ли когда-то нечто подобное или возможно ли, что когда-нибудь произойдет. Крис говорит, что в следующем десятилетии будет сделан большой скачок в развитии психологии. Я пытался его расспрашивать об этом, ведь он интересуется данным вопросом. Но разумеется, поскольку я совсем не хотел рассказывать ему то, чем делюсь с тобой, удовлетворительного ответа я так и не получил. И все же, раз существует общепризнанный факт, что человек может полностью забыть свое прошлое, включая собственное имя, и все равно оставаться обыкновенным нормальным человеком, не понимаю, почему бы ему не смочь забыть какой-то очень напугавший его эпизод.
Если предположить возможность амнезии, то я вполне мог это сделать. Я мог подняться вечером наверх и привязать эту веревку к кровати, а так же пройтись по всем комнатам и собрать ключи (где я взял пистолет и что делал позже, конечно, я тоже забыл. Могу лишь реконструировать ситуацию в соответствии со словами других. Вспомнить не могу). Затем уже ночью, перед тем как отец потушил свет, я мог пройти по коридору к его спальне. Если бы я зашел туда, угрожая ему пистолетом, то думаешь, он выпрыгнул бы из кровати, чтобы забрать его у меня? Думаю нет. Тетушка Грасия была права на этот счет. Отец ни за что бы не испугался никого из нас. И правда, даже я бы посмеялся, если бы кто-то из наших зашел в мою комнату, размахивая пистолетом. Или, возможно, стоит сказать, что я посмеялся бы еще неделю назад.
Но допустим, что я не показал пистолета. Скажем, что я спрятал его в заднем кармане, и мы с отцом сели разговаривать и проговорили целый час. Если бы я решил скорее убить его, чем позволить ему сходить сума, мне бы понадобился длинный убедительный разговор. И пока мы не принимаем в расчет веревку (Крис до сих пор настаивает, что на не имеет никакого отношения к убийству), нельзя предполагать, что я собирался застрелить Криса, а по ошибке убил отца. Однако просто нельзя исключать веревку, которая около часа свисала из окна на крышу веранды.
Я мог привязать эту веревку в одиннадцать часов, решив, что использую ее в следующие пять минут. А после этого что-то могло меня заставить отложить эту идею на час. Этот фокус с веревкой уж точно заставил бы отца не воспринимать меня и мои угрозы всерьез. Можешь представить себе наш разговор?