Думаю, ты будешь ненавидеть меня за это, Джуд. Знаю, я повел себя как чудовище. Но я подумал, что Люси нужно преподать урок. И — к чему лукавить? — мне нравится работать над ее разумом. Я горжусь как отец, когда она начинает красиво и мудро мыслить. Но это ее последнее «Нет. Это совершенно не просто» буквально вывело меня из себя.
Я сказал ей то, что должен был сказать с самого начала, и о чем она просто не смогла бы узнать, если бы кто-то ее в это не посвятил, потому что ее не было на допросе: что пуля, которую извлек доктор Джо из отцовского тела была 38 калибра револьвера Кольт новой сборки. А старый Кольт дяди Финеаса 32 калибра. Он оставил свой старый пистолет дома, когда уехал в разведочное путешествие, потому что несколько лет назад купил себе новый 38 калибра, когда отец с дедушкой покупали свои у того мужчины, который приезжал на велосипеде и принимал у них заказ.
— А это были пистолеты того же вида, из которого выстрелили в папу? — спросила Люси.
— Да. И один из них есть у каждого человека в трех округах, у кого вообще есть пистолет. Тут мы далеко не уйдем; но и этого достаточно, чтобы доказать, что пулей 38 калибра нельзя выстрелить из пистолета 32 калибра.
— Я думала, — сказала Люси, — что дядя Финеас уехал в город. Мы с тобой посылали туда телеграмму.
Я сказал, что совсем скоро она узнает, где на самом деле был дядя Финеас; а пока ей ничего не известно, правильнее будет оставить все свои догадки.
— Я только хотела сказать, — объяснила она, — что если дядя Финеас уехал в Портленд, а не на разведку, то он, вероятнее всего, не стал бы брать с собой Кольт 38 калибра.
Как ни странно, я понял, что она имела в виду. Это в очередной раз прямо доказывает мое утверждение о том, что пистолеты, веревки, керосин и их виды совершенно бесполезны (и даже хуже, чем бесполезны), когда речь идет о нахождении правды в подобном деле.
— Прекрасно, Люси, — сказал я. — Если ты, зная Олимпию всю свою жизнь, можешь поверить, что она убежала бы от отца, которого действительно любила, когда он истекал кровью и умирал — убежала, надежно спрятала пистолет, переоделась и все вот это вот ради того, чтобы спасти свою шкуру, — то вряд ли тебе как-то поможет тот факт, что дядя Финеас взял с собой этот Кольт 38 калибра. Я сам достал его у дяди из саквояжа, когда помогал ему разобрать вещи.
Люси посмотрела на меня, сделала глубокий вдох и разрыдалась. На мгновение мне показалось, что это были слезы облегчения. Но это оказалось не так.
— Было намного лучше, — всхлипывала она, — думать, что это сделала Олимпия по неосторожности. Больше никто из нас не мог сделать этого случайно. И к тому же, для Олимпии не существует реальности. Нил, — Нил, — пойми, — и все мы остальные!
Она это сказала, Джуди. Все мы остальные. Чем больше я об этом думаю, тем более убеждаюсь в том, что Люси права, совершенно права насчет драмы, которую разыграла Олимпия во вторник вечером. Это действительно очевидно. Но я не верю, что Олимпия могла сделать это, чтобы проучить дядю Финеаса или чтобы быть в центре внимания. Я знаю, что она слишком хорошая женщина, чтобы соблазниться на подобное. Я думаю, что своим поведением она хотела вызвать в нас то, что оно вызвало, по крайней мере, во мне. Она хотела снять подозрение со всех членов нашей семьи.
К черту все, Джуд! Почему я раньше не подумал ни о чем подобном? Почему никто не подумал? Улавливаешь иронию? Олимпия, единственный человек на ранчо — думаю, что еще можно исключить Ирен, — который мог совершить такую ошибку, была единственной, кто об этом подумал. Если Крис или тетушка Грасия или я обладали достаточным умом, чтобы это постигнуть, мы бы смогли убедительно во всем разобраться.
Не знаю, единственный ли я дурак во всем доме. Если кто-то еще сомневался в истории Олимпии, они об этом никак не давали понять. Хотя, конечно, дедушка засомневался в ней с самого начала. Его первый вопрос (уверен, я об этом тебе уже сказал) был о том, не выстрелила ли нечаянно сама Олимпия. Это так же объясняет его нежелание сразу отпускать меня в Квилтервилль. И еще, когда приехали полицейские, дедушка тут же отвел их всех к себе в комнату. Он сказал им, что Олимпия не в том состоянии, чтобы беспокоить ее вопросами. Понимаешь, он хотел рассказать историю Олимпии за нее.
И когда я услышал, как он говорит: «Миссис Квилтер во вторник вечером разбудили посторонние звуки в ее спальне. Она открыла глаза и увидела, как к ней крадется мужчина; лицо мужчины было спрятано за красной маской, которую мы позднее обнаружили на полу. От ужаса она потеряла сознание…», я просто подумал, что в тот момент он был слишком потерян, чтобы пускаться во все подробности ее рассказа.