Ну, дядя Финеас спас ранчо. Так что, думаю, мне не стоит придираться к его методам. Даже если он и совершил серьезную ошибку, то с лихвой ее перекрыл сегодняшним триумфом. Его объявление вместе с демонстрацией банковской книжки — самая эффектная победа, которую мне когда-либо доводилось лицезреть.
Все мы сентиментальные ребята, и с этим уж ничего не поделать. Когда дядя Финеас блеснул этими 45 000$, из нас не было никого (за исключением, наверное, Ирен), кто бы не думал о том, что эти деньги, или хотя бы десятая их часть, значили бы для отца в последние несколько лет.
Он выдал нам эту новость сразу, как мы сели за ужин. Мы восприняли ее так, будто бы он пришел с объявлением о том, что сфотографировался, и передавали его банковскую книжку из рук в руки, прямо как фото, правда намного тише.
Конечно, я этого более или менее ожидал. Но даже я не был готов к такой сумме. Он сказал мне, что собирается взять 45 000$, но у меня почему-то в голове засело число 15 000$ в качестве предела всяких мечтаний. Да ты и сама знаешь, что слова дяди Финеаса всегда надо делить на три. И все же, несмотря на важность события, я не знаю, почему я был таким молчаливым. Вроде бы я должен был издать несколько победных воплей, но я не смог.
Первой из нас заговорила Люси. Она сказала:
— Боже мой! Это невероятная сумма денег. Всех нас очень беспокоили деньги еще несколько недель назад, не так ли?
В ответ на это Крис отодвинулся от стола, встал и вышел из комнаты. Ирен побежала за ним. Олимпия по-настоящему разрыдалась. Тетушка Грасия подбежала к дедушке и обняла его за плечи.
— Видишь, отец, — сказала она, — дядя Финеас принес нам целое состояние! Все денежные заботы теперь позади. Ты должен быть рад, мой дорогой. Должен быть рад!
Вот такие вот «хорошие новости», Джуд. Мы все пока воспринимаем только аккуратные синие циферки в маленькой кожаной книжке, но думаю, что пока никто из нас до конца не осознал, что это значит. Кроме, — забавно, как частно мне приходится делать это исключение, — кроме Ирен. Она уже заставила Криса начать сборы, но это не веселый новый Крис; он резок и угрюм и говорит, что если ей так угодно, он, конечно, соберет ее вещи и отправит их в Нью-Йорк, но сам пока не собирается уезжать с К‑2.
Олимпии сейчас приходится тяжело. Она разрывается между раскаянием за то, что обвинила дядю Финеаса в несправедливом к ней отношении, пренебрежении и измене и злостью на него за то, что он так долго хранил от нее секрет.
Бедная тетушка Грасия будто погрузилась в транс. Когда думаешь о том, как сложно придумать оправдания и достойные мотивы простым смертным, можешь себе представить, как невыносимо тяжело должно быть бремя всемогущества. Понимаешь? Если отец должен был умереть в ту самую ночь восьмого октября, ему было бы гораздо легче уйти, зная, что он оставляет нас и К‑2 в безопасности. Так что пока вера тетушки Грасии не примирит эту кажущуюся безжалостность с какой-нибудь туманной справедливостью, боюсь ей придется пережить несколько тяжелых дней.
Дедушка воспринял радостную весть и тут же пошел спать. Тетушка Грасия была им очень обеспокоена. Но теперь я уже понимаю дедушку. После того, что он пережил за последние двенадцать дней, он просто не может позволить какой-то удаче сбить себя с ног.
Дядя Финеас оставил в банке мое имя, когда открывал счет. В будущем я буду выписывать чеки вместе со старшими. А мой первый чек я выпишу тебе и вложу его в это письмо. Слава Богу теперь ты можешь перестать думать о расходах. Если у вас с Грегом недостаточно места для Люси, найдите себе какой-нибудь дом побольше и поуютнее. Или если вообще есть в этом мире хоть что-нибудь, что может сделать тебя счастливее, возьми это себе.
Твой любящий брат,