Итак, мы с Диком все спланировали. Господи, Нил, мы пытались. Мы думали, что наш план безупречен от начала и до конца. Каждый член семьи заперт в своей комнате. В тот вечер Дик собрал все ключи и сам запер все двери (чертова «удача» с Ирен, которая осталась снаружи. Господи, какой же это был промах!). Все остальные двери в доме он оставил открытыми, чтобы показать, что кто угодно мог зайти в дом. Но он подумал, что веревка — все равно лучший способ доказать, что это был кто-то чужой. Дик сам ее привязал и подвинул кровать, чтобы казалось, что кто-то точно взобрался по ней к окну, а затем так же убежал.
Он подумал, что рано или поздно Крис перелезет через окно в своей комнате, пройдет по крыше и доберется до его спальни, увидит ключи — Дик специально положил их на видное место — и высвободит всех остальных из своих спален.
Когда вместо Криса в его комнату забежала Ирен, он из последних сил придумал какие-то слова, чтобы спасти меня — и свою семью. Он посмотрел на окно (или попытался) и сказал, что человек в красной маске сбежал. Мне было интересно, почему он решил вдруг сделать маску красной. Возможно на эту мысль Дика подтолкнул цвет его халата. А может он подумал, что какого-то мерзавца в черной маске всегда смогут найти, а вот в красной — таких точно не было. Не знаю.
Видишь теперь, мой мальчик, как все это было? Все детали распланированы и согласованы. Но выпадает этот чертов снег и портит все напрочь, сводит на нет все умственные труды и приготовления. Впервые за четверть века в Квилтер-Кантри в октябре выпал снег. Снег не шумит. Дик в кровати, я в укромном месте — мы и знать не знали о том, что творится на улице. Мы планировали сделать это раньше, но Дик попросил отложить все до отъезда этих миссионеров и Донга Ли. На Квилтеров подозрение бы в любом случае не пало. А вот на проповедника или китайца — вполне.
На этом, думаю, все, Нил. Все остальное не так важно. Все это съедало меня изнутри, мой мальчик. Все эти годы я ходил среди вас, как подлый трус и лицемер, принимая вашу дружбу и не осмеливаясь признаться. Конечно порой мне кажется, что я не сделал ничего такого ужасного. Это было тяжело, Нил; это было чертовски, невероятно тяжело. Но Дик умолял меня. И конечно, как говорят в кино, я поплатился. Да, я поплатился — поплатился всем чем возможно. И теперь, когда я старею…
— Доктор Джо, не могли бы вы… в общем посидите просто так пару минут? Простите. Мне надо подумать. Надо подумать.
Дверь в коридоре громко захлопнулась, заставив дубовое бревно в камине рассыпаться на мелкие угольки. По комнате разлился живой смех маленькой розовощекой девчушки в зеленом платьице. Она притормозила и тут же перевоплотилась в саму вежливость:
— Как вы, доктор Джо? Не знала, что вы здесь. Очень рада вас видеть. Дядя Нил, я искала маму.
— Я уже часа два не видел Люси, — сказал Нил.
— Это очень важно. Малыш Фадд постоянно кричит «уии»! Звучит так, будто он говорит по-французски.
Доктор Эльм сказал:
— Ты говорила об этом своему отцу?
— Папа очень занят. Он сам послал меня к маме. О, а вот и Кристофер! Так скоро вернулся из Квилтервилля. Ку-ку — Крис?
Из-за занавесок появился холеный желтоволосый юноша.
— Что тебе нужно, ребенок? О, доктор Джо, как дела? Рад вас видеть. Приехали на своем новеньком Чаптлере? Папа собирается подарить спортивный Форд мне на день рождения. Я бросил курить. А то постоянно голодный из-за этого. Прошу прощения, я пока пойду навещу кухню. И ты со мной, Делида. Идешь?
— Господи, Нил, — сказал доктор Эльм, когда очередная дверь захлопнулась под звуки резвого смеха, — мне даже дети больше не приносят радости. Это меня убивает, хотел бы я… хотелось бы, чтобы это и впрямь ускорило мою смерть. Я не могу есть. Не могу спать…
— Подождите. Может поднимемся в мою комнату? Как вы? Там никто нас точно не подслушает. Я… у меня тоже есть кое-что вам рассказать, доктор Джо. Объяснить. Так поднимемся наверх?
Холл был залит солнечным светом. Из гостиной мягко, но решительно доносились первые такты «Вечерней песни» Шумана.
Нил на мгновение остановился посреди лестницы.
— Это Джуди, — сказал он. — Она хорошо играет Шумана. Но Урсула лучше.
III
Доктор Эльм оперся локтями на стол и потер ладонями свою гладкую розовую лысину. Он сказал:
— Очень мило с твоей стороны, Нил. Очень очень здорово, и я это ценю. Но, конечно, ты не мог ожидать, чтобы я поверил, что могу вот так взять и забыть (или как ты там это называешь) свое самое страшное и трагическое воспоминание. Нет. Люди лгут сами себе, но делают это в собственных интересах. Они не ошибаются, как ты говорил — уж точно не по поводу того, убивали ли они своего друга.