В другой раз я бы ответил на это зубоскальство какой-нибудь оскорбительной резкостью, а тут не мог. И сам не знаю почему. Может быть, потому, что насмешливые слова Бредис произнес ничуть не насмешливым тоном, скорее мягко и печально. И я ответил ему совершенно серьезно:
— Хотите верьте, хотите нет, я не собирался блистать перед вами остротой ума, которой у меня нет и быть еще не может, не хотел демонстрировать ничего, в том числе и благородство. Красота ночи? Если хотите знать, именно красота заставила меня сегодня призадуматься о причинах возникновения преступности.
— Красота ночи?
— Не только! Я уже сказал, откуда мы идем. Не могу я переварить, не могу и, учтите, не желаю мириться с тем, что порядочным и красивым во всех отношениях людям... в данном случае, Белле Зар... изуродовал жизнь какой-то последний негодяй, выродок...
Наступило долгое молчание. Бредис заговорил первым:
— Извините меня за то, что я лишний раз дразнил и провоцировал вас. Вы, Берт, конечно, слыхали и сами заметили, что у меня прескверный характер. Ну, а теперь мне пора попрощаться и шагать восвояси. Я же и так улизнул оттуда через окно, как школьник.
Помахав правой рукой мне и Лапсиню, Бредис пошел обратно. И тут же я услышал за спиной:
— Берт!
Я оглянулся. Бредис стоял в шагах десяти от нас, в чистом ночном воздухе отчетливо звучал его голос:
— Подумайте все же когда-нибудь о том, что произойдет, если масштабы теории относительности применить в философии тоже! Теоретически, как вам угодно было выразиться. А почему бы и нет? Неужели мы должны оставить эту гениальную теорию в лапах математиков, кибернетиков и тэ дэ?
Еще раз помахав нам рукой, Бредис зашагал в свой санаторий, а мы с Лапсинем поехали в город.
Что из всего было сказано им серьезно, что в шутку? Не без тайной радости я отметил, что сегодня Бредис впервые назвал меня по имени.
22
Войдя в квартиру, я зажег свет в прихожей и сразу отправился в ванную, под душ; мне всегда казалось, что холодная вода обладает чудодейственным свойством смывать не только пыль и физическую усталость, но и излишнюю взбудораженность, работу мозга «на холостом ходу».
Как только я вошел в комнату, меня сразу же, у порога, остановило ощущение, будто я в комнате не один. Подобное ощущение испытывают многие: входишь в помещение и каким-то шестым чувством воспринимаешь присутствие человека, хотя и не видишь его и он не выдает себя ни звуком, ни движением...
Часть комнаты закрывал от меня шкаф, стоящий у двери. Я медлил нажать выключатель, в голове молниеносно проносились догадки: Айя? У нее есть ключ от моей квартиры. А если не Айя, если... Квартиру Бредиса тоже сумели отпереть... А пистолет у меня в прихожей, в пиджаке.
Вдруг я рассердился на себя и прошел в комнату. Окно было залито лунным светом, я увидел, что на тахте лежит человек.
— Айя!
Я подошел к тахте, ее руки обвились вокруг моей шеи.
— Берт, что с тобой? Скажи мне, что с тобой? Я не могу так, не могу, слышишь!
Руки, обвившиеся вокруг моей шеи, дрожали.
— Я боюсь за тебя, Берт. Бредиса ранили.... Откажись! Ради меня, я прошу, откажись от этого дела! Почему ты... почему именно тебе надо этим заниматься?
— Подумай, что ты говоришь! А почему кому-нибудь другому? За каждого кто-то да боится.
— А ты? Меня ты успокаиваешь как ребенка, а сам? Сам-то ты разве не боишься? Только не лги! Почему ты так долго стоял у двери? Разве ты не боялся, не нервничал?
— Какое это имеет значение?
— Берт, откажись, прошу, умоляю тебя! Я забыла наши разногласия, пришла... первая...
— Я оценил это. Но давай серьезно, Айя, совсем серьезно! Чтобы не тратить зря нервы и время на подобные разговоры... Ненужные... Скажу тебе, Айя, прямо: не думаю, что ты по-настоящему взвесила то, что сейчас говоришь и требуешь от меня. Скажи: ты уверена в том, что к подобному предложению — ради любви отказаться от своей работы, какой бы она ни была, — можно отнестись серьезно?
— Ну, если ты так переворачиваешь каждое слово...
— Если говорить, так уж поставить все точки над «i».
Айя не отвечала. Я лег на тахту рядом с ней. Напрасно прождав, что она заговорит, я заметил миролюбиво:
— Давай отложим разговор. Наверно, спать хочется?
Молчание. Я повернул голову к ней. Серебристый, холодный свет луны разливался по комнате. Айя лежала не шевелясь, с закрытыми глазами, видно, и вправду уснула.
Может быть, я должен был обнять ее и приласкать, не говоря ни слова? «Должен?..» Если я употребил такое слово, значит...