Я узнал следующее: в мае — июне Райбач и его приятель Илгонис Жумберклис, техник одного из рижских заводов, ездили как автотуристы по Литве, Белоруссии и Украине, проехали в Крым, через Керчь попали в Краснодарский край и оттуда вернулись в Латвию. Я ловил на лету все названия географических пунктов, но ни Планерского, ни Феодосии Райбач не упомянул.
— Попрошу вас подробнее, — сказал я. — Куда вы поехали из Алушты?
— Я же сказал — в Керчь.
— Нигде по дороге не останавливались?
— Полдня провели в Феодосии.
Я вынул из кармана и положил на стол куриного бога. Райбач воспринял эту мою выходку с полнейшим равнодушием — подлинным или деланным, трудно было понять. Рассказывая о путешествии, он все же явно нервничал, путался в словах, часто отговаривался тем, что не помнит, где и на какой срок останавливался. Видимо, прикрывая свою неуверенность, он вдруг прерывал рассказ, начинал храбриться:
— Не понимаю! Зачем вам все эти подробности? Я же не жулик, не удирал из гостиниц, не уплатив денег. Никаких конфликтов, никаких дорожных происшествий у нас не было, правил движения мы не нарушали...
Я кивнул на куриного бога и спросил:
— Где и когда вы потеряли эту штуку?
— Перестаньте морочить мне голову, если уж на то пошло! Я эту штуку не терял и не находил, и вообще никогда в глаза не видел.
— А вы знаете, что это такое?
Райбач пожал плечами и круто отвернулся. Вся его фигура выражала обиду и глубочайшее возмущение.
— Расскажите, как и почему вы месяц назад напали на Ояра Ванадзиня!
Впервые за время допроса Райбач опешил и даже явно испугался, раза два беззвучно раскрыл рот, потом вдруг закричал:
— Ах вот какое дельце вы мне пришить хотите?! Не выйдет! Я его не убивал!
— Мне кажется, вас пока еще не обвиняют в убийстве. Но раз уж вы сами заговорили об этом, то объясните: где вы были и что делали третьего октября посла того, как выехали из Лужков?
— Я искал Трилгу.
— Где вы его искали? На битумной базе вы же на появлялись?
— Нет.
— Между прочим, в тот день вы искали какие-то потерянные документы. Нашли вы их?
Райбач стиснул зубы так, что на щеках выступили желваки, наклонился ко мне всем телом и с ненавистью крикнул прямо в лицо:
— Я его не убивал!
— Это я уже слышал. Надеюсь, вы не забыли, сколько раз угрожали расправиться с Ванадзинем?
— Да, угрожал, не собираюсь отрицать. Но я не такой дурак, чтобы...
— В таком случае ответьте на вопрос, я его повторяю: почему вы месяц назад напали на Ояра Ванадзиня?
— Ну... в тот вечер я был пьян.
— Вы всегда в пьяном виде нападаете на людей?
— Нет!!. Ну, если уж вам это надо знать... Я был зол на него. Чертовски зол!
— Причина?
— Э! О мертвых не говорят плохо.
— Значит, все-таки вы хотите свалить вину на Ванадзиня?
— Он был бабником... И об этом очень неприятно говорить!
— Поставим точки над «i»: вы ревновали его?
Райбач провел ладонью по лицу, пожал плечами.
— Я действительно обязан отвечать на все — даже на такие вопросы?
— В данном случае — да.
— Хорошо. Да, я ревновал Ванадзиня... к Теодоре Залюм. Потому что Ванадзинь, черт побери, приставал к ней!.. Приставал к женщине, которую я люблю.
— Что значит — приставал? Теодора Залюм показывает, что она Ванадзиня любила.
— Э! Это сейчас ей так кажется. Будто вы не знаете — некоторым женщинам нравится, когда возле них вечно крутятся мужчины. Любят они или не любят, но это им нравится. И чтобы вся эта трепотня выглядела приличнее, они говорят, что это любовь.
— Значит, и с вами у Теодоры только такая «трепотня»?
— Я ее люблю... По-настоящему. Если б не вклинился Ванадзинь, мы теперь бы были мужем и женой.
— Довольно об этом. Идем дальше: чем вы занимались третьего октября?
— Из Лужков я действительно поехал на битумную базу, но по дороге испортился мотор, я провозился с ним почти три часа.
— Где это случилось?
— Я доехал до хутора Ешкуля и там остался. Как назло, я перед тем залил бак грязным бензином — из заржавелой бочки. Вы же знаете: пока бак полный, еще туда-сюда, а когда бензина остается мало, засоряется карбюратор. Перед самым хутором Ешкуля мотор стал глохнуть. Что было делать? Дождь как из ведра. Я вперся к Ешкулю в сарай и там, проклиная все на свете, чистил карбюратор.
— Кто-нибудь видел, как вы въезжали в этот сарай?!
— Разве что ворона на суку. Людей поблизости не попадалось. Ешкуля не было дома, а никаких домочадцев у него нет.