— Когда вы собираетесь возвращаться в Ригу?
— Сегодня вечером.
— Я вынужден попросить вас отложить отъезд дня на два. Вам придется задержаться здесь, вернее в Калниене. Понадобятся ваши письменные показания.
— Если это... так необходимо... А я считала, что вчера сказала вам все. Даже больше, чем нужно. Забылась и говорила с вами как с человеком, а не как со следователем...
Я пропустил эту колкость мимо ушей.
— У меня к вам еще вопрос: не говорил ли вам Ян Земит, ну, скажем, вчера или сегодня утром еще чего нибудь? Не напоминал ли о своих чувствах к вам?
Ливия покраснела и укоризненно прошептала:
— Теперь вы используете мою вчерашнюю откровенность. Ваш вопрос мне кажется бестактным!
— Прошу все же ответить: да или нет?
— Нет... Ничего определенного... По-моему, вчера я достаточно подробно осветила характер моего родственника... И напрасно вы пытались бы уличить его в отсутствии элементарного такта... в такие дни. К тому же я... даже не оставалась с ним наедине...
— Вы его избегали? Значит, вы допускаете возможность, что некоторые чувства вашего родственника все-таки могли бы заговорить сильнее, чем это допускают такт и разум?
— То, что вы говорите, звучит... жестоко! Как вы можете так беспощадно копаться в переживаниях людей! У меня было о вас несколько иное представление, и я удивляюсь...
— Я тоже. Я удивляюсь, какими сверхчувствительными мы становимся, когда кто-то касается наших личных переживаний, и как мы преступно равнодушны к переживаниям других людей! Пока попрошу вас выйти. Нет, не в эту дверь, а через веранду. И не подходите к остальным, пока я вам не разрешу.
Бросив на меня испуганный взгляд, Ливия выскочила на веранду, потом во двор.
39
Я приоткрыл дверь в кухню:
— Товарищ Дамбит, зайдите сюда. И вы тоже, — обратился я к Земиту и эксперту.
Когда все сели, я сказал:
— Покажите фотографию! — эксперт передал Земиту снимок. — Посмотрите внимательно. Видели ли вы когда-нибудь этого человека? В те времена, когда Ванадзинь жил у вас. Вообще, в его обществе?
Ян Земит держал в руках снимок и внимательно разглядывал его, словно пытаясь что-то припомнить, но, очевидно, сомневался и тянул с ответом. Я расхаживал по комнате и не торопил его.
Земит посмотрел на Дамбита, на меня и сказал:
— Кажется, видел это лицо, но где и когда? Не могу припомнить... Во всяком случае, я не знаком с этим человеком.
Я пожал плечами и взял у него снимок:
— Жаль, что не можете припомнить точнее... Пожалуйста, подождите нас здесь.
Мы с экспертом вышли и направились к «Москвичу».
Он сел в машину и стал священнодействовать. Я нетерпеливо шагал взад-вперед. Ливия, наверно, ушла куда-то, во дворе ее уже не было. Через некоторое время эксперт буркнул:
— Это отпечатки пальцев Земита. Могу ручаться! Почти на сто процентов.
Мгновенье я стоял как окаменелый: мои ощущения нельзя было назвать ни радостью, ни удовлетворением, ни облегчением — просто после огромного напряжения произошел внезапный, стремительный нервный спад.
Через веранду я вернулся в комнату, где меня ждали Земит и младший лейтенант.
— Гражданин Ян Земит! Вы обвиняетесь в том, что третьего октября этого года убили Ояра Ванадзиня.
— Нет! Нет!
— Садитесь! Вы застрелили Ванадзиня из ружья Ешкуля. В доме Ешкуля обнаружены ваши следы, а на ружье отпечатки пальцев.
— И все-таки я не убивал... Я не убивал Ванадзиня!
— Значит, вы продолжаете запираться? Отрицать все? Да или нет?
Земит сидел, отведя руки назад, судорожно вцепившись в спинку стула. Потом его руки разжались и соскользнули на колени.
— Нет... Не все, — проговорил он с трудом. — Но я не убийца, нет! Это не так!.. Если б я мог... рассказать... с самого начала...
— Именно этого мы от вас ожидаем.
40
Рассказ Яна Земита...
Вначале я слушал скептически и довольно нетерпеливо. Земит говорил бессвязно, запинался, подыскивая слова. Но в его рассказе, в интонации голоса все отчетливей звучала та правдивость, которую трудно подделать.
Начало рассказа было посвящено чувствам Земита к Ливии. Как я уже догадывался, эти чувства были гораздо сильнее, затаеннее и глубже, чем мне описывала их Ливия. Он никогда не переставал любить Ливию, каждая встреча с любимой для него была «безумным счастьем». Когда Ливия уехала, он «совсем зачах». Потом Ливия опять появилась у них в доме. Вроде бы та же, прежняя Ливия и все-таки иная, уже любившая другого. Этого Ванадзиня, который вскоре и сам появился в «Глубокой вспашке».