Вокруг нас завивалось густое облако пыли. Мы побелели, как мучные мешки. На ухабах наша машина подскакивала так, будто мы сидели у черта на рогах. Вдобавок Лапсинь совершенно нагло обгонял все грузовые машины, не обращая внимания ни на какие правила и знаки. Ну погоди, парень, это я тебе когда-нибудь припомню. Невообразимо! Милиционер, не соблюдающий правил движения!
Невдалеке от нашей цели Лапсинь неожиданно бросил свой сатанинский экипаж вправо и вдруг круто остановил его в траве на расстоянии поменьше метра от обрывистого берега речушки. В момент остановки я, несмотря на все меры предосторожности, чуть-чуть не перелетел через голову Лапсиня и снова поклялся когда-нибудь припомнить это парню.
Лапсинь оскалил свои металлические зубы в счастливой улыбке и предложил мне с некоторым превосходством:
— Ополоснемся маленько, шеф, а то мы на людей не похожи. В таком виде нельзя показываться в обществе.
Мы спустились к речке. Вода была чистая, быстрая, холодная. Вытряхнув пыль из одежды и выкупавшись, мы немножко полежали в тени кустов, молча наблюдая за плывшими по небу облаками-парусами.
Мы проехали немного дальше к хутору. Он стоял на пригорке — большие, но старые, запущенные постройки, какие сейчас уже редко встретишь.
Я нарочно старался думать об окрестных хуторах, садах и обо всем, что с ними связано, иначе в любую свободную минуту меня одолевали все более горькие мысли насчет Айи и наших отношений. Эти мысли надо было гнать прочь, они действовали на нервы, делали меня мрачным и рассеянным.
Мы уговорились с Лапсинем: он останется ждать на опушке рощи, у которой мы остановились, я иду к хутору.
Давно не случалось мне бывать в таком тихом, забытом богом захолустье, вдали от городского шума и суетни. Здешние звуки, казалось, не нарушали тишины, напротив, от них она становилась еще более ощутимой: где-то сонно тявкнула собака... запел петух... замычала корова на выгоне...
Неподалеку от хутора я остановился. Во дворе стояли сельскохозяйственные машины, плуги и бороны. Около одной из косилок играли дети: двое мальчишек-сорванцов и две девочки с косичками. Та, что повыше, с бледным, еще не загоревшим на солнце личиком, была Инта, ради которой я забрался в эти края. С детьми разговаривала молодая женщина, местная учительница, которую Лапсинь попросил присутствовать при нашем разговоре. Она взяла Инту за руку и повела ее к реке. Как только они оказались вне поля зрения остальных детей, я вышел на тропинку и поздоровался с ними.
— Здравствуйте... А вы здесь как очутились? — прошептала девочка, глядя на меня широко раскрытыми глазами. Судя по ее лицу она больше обрадовалась, чем удивилась.
— Где бы мы могли с тобой поговорить, чтобы никто нам не мешал?
— Пойдемте в рощу! — еще тише прошептала Инта и напустила на себя совсем таинственный вид: — Туда надо идти по этой тропинке — быстро-быстро...
Она шла рядом со мной на цыпочках, от излишней осторожности высоко подымая ноги, то и дело поглядывая на меня, и глаза у нее горели от любопытства и сознания серьезности происходящего. Инта беспрестанно спрашивала шепотом, даже не ожидая ответа:
— Когда вы приехали? Как вы меня разыскали? Вы долго ждали? Я вас сразу узнала! Но пойдемте пошибче, чтобы никто не догнал нас! Если станут искать... Да не станут, я часто убегаю одна на речку купаться.
Это была совсем другая девочка по сравнению с той, которую я видел в городе, которой мать запретила разговаривать с незнакомыми людьми. Да, уж, наверно, у Виты Клейн были причины для такого запрещения.
На опушке рощи, где мы уселись на ствол липы, поваленной бурей, Инта спросила озабоченно:
— А учительнице можно все слушать?
Я молча кивнул.
— Вы уже нашли того, который стрелял?
— Нет еще, но надеюсь, что вскоре нам это удастся. Ты можешь мне помочь. Да, да, не удивляйся, оттого я к тебе и приехал. Хочешь помочь мне?
— Ой! Хочу.
— Тогда ты должна правильно и подробно рассказать мне все, о чем я тебя спрошу. Договорились?
— Договорились!
Я показал ей фотографии Хельмута Расиня и Рейниса Сала, спросил:
— Узнаешь ты этих людей, видела их когда-нибудь?
— Да. А вы умеете хранить тайну? И не скажете никому, что я разговаривала с вами? Потому что мама...
— Я понимаю, но мне бы хотелось, чтобы ты никогда не боялась говорить правду. Значит, ты этих людей видела? У вас в доме?