Как только наступило пять утра, я поехал к Сету в спортзал. Он не сказал ни слова, когда увидел меня, и не затронул тему пореза на брови. Наверное, это было к лучшему. Если бы он зачитал мне речь о боях в подполье, я бы раскололся и сказал что-нибудь такое, о чем потом пожалел бы.
И вот теперь я здесь.
Блестящий пот покрывает мое тело, но это приятно. Это именно то, что мне нужно. Ничто не сравнится с тем, когда бьешь мешок до боли в руках и слабости в конечностях. Я должен был что-то сделать, а записаться на другой бой — не вариант с такой бровью, как у меня. Я бью по мешку все сильнее и сильнее, не слыша ничего, кроме звука скрежета металлической цепи о перекладину. Мешок раскачивается слишком сильно, чтобы мне это нравилось, но все же лучше, чем ничего. Мысли затуманивают мой мозг и крепко сжимают, подобно тискам. Я обдумываю миллион и одну вещь. Во-первых — уехать из Портленда. Во-вторых — извиниться перед Селеной и впустить ее в дом, и в-третьих — съехать на своей машине с гребаного обрыва. Я замахиваюсь кулаком. Если следующий удар раздробит мне костяшку, я сделаю одно из трех.
— Ну что же, ты — просто красавчик.
Я замираю, прежде чем пустить в ход кулак. Этот чертов голос. Я бы узнал его где угодно. Мог бы вслепую выбрать его из тысячи женщин или даже больше.
Амелия Петрович.
Я чувствую, как цвет уходит с моего лица. Это невозможно. Даже если она в Портленде, вероятность того, что она наткнется на меня в спортзале Сета, как ни в каком другом месте, крайне мала.
Медленно поворачиваю голову, чтобы взглянуть через плечо... и вот она. Мой желудок болезненно сжимается, а затем врезается в грудную клетку. Ее длинные волосы каскадом ниспадают на грудь и завиваются на концах. Белая фарфоровая кожа так же безупречна, как я помню, а ее вишнево-красные губы... о, эти вишнево-красные губы... у меня даже дыхание перехватывает в горле. Конечно, она выглядит так же прекрасно, как я помню. Конечно, она немного постарела, но нельзя отрицать, что все так же прекрасна. То, что от ее внешности у меня до сих пор желудок завязывается узлом и не дает покоя. Наблюдая за ней, я не только презираю ее за все, что она сделала со мной, но и с Селеной. Из-за Амелии Селена несчастна. Если бы я никогда не встретил Амелию, то позволил бы себе быть одержимым Селеной. Я мог бы любить ее так же, как она любит меня.
Я опускаю кулак и поворачиваюсь к ней лицом. Она смотрит на меня своими темными глазами.
Женщина оценивает меня с ног до головы с диким блеском в глазах, прежде чем наши взгляды окончательно встречаются. Признаюсь, именно в этот момент я чувствую себя уязвимым. Все, что с таким трудом преодолевал, снова нахлынуло на меня. Амелия расправляет ладони и проводит ими по своему облегающему черному платью.
— Портленд? — она кладет руку на бедро. — Ты это серьезно, Джексон?
Я пристально смотрю на нее. Это вообще реально? Я прочищаю горло. Я уже не тот человек, каким был тогда. Сейчас я сильнее.
— Тебе потребовалось столько времени, чтобы понять, что меня нет в Сиэтле? — спрашиваю я, зная, что лучший вариант — это уйти и никогда не оглядываться.
Я размышлял об этом моменте годами. Думал о том, что Амелия вернется в мою жизнь с того самого дня, как она уехала. Большинство моих фантазий начинаются с того, что я требую объяснить, почему она ушла без объяснений, и заканчиваются тем, что я ухожу, оставляя ее чувствовать себя отвергнутой и одинокой. Она качает головой.
— Нет, я знала. Просто мне потребовалось время, чтобы решить, не все ли мне равно. — Я смотрю на нее, внимательно следя за тем, как дергается уголок ее рта. — И мне не все равно, между прочим. Именно поэтому я здесь.
Я усмехаюсь.
— И поэтому ты здесь? Спустя годы?
Амелия закатывает глаза.
— Не будь такой королевой драмы, Джеки. Я пишу тебе уже давно. Это ты не отвечаешь.
Она подходит ближе. И рукой касается моего бедра. Единственное, что я могу заставить себя сделать, это сохранять полную неподвижность, когда она наклоняется и приближает свой рот к моему. — Я скучала по тебе.
Я тяжело сглатываю.
— Скучала?
Она кивает.
— Каждый день.
Даже когда она говорит, ее слова мягкие, как шелк, но в тоне есть некая темнота. Когда Селена искренна, я вижу это на ее лице и слышу в ее голосе. Оно исходит из каждой поры и кажется теплым и приветливым. А вот с Амелией меня это настораживает. Это не тепло и не приветствие — это угроза, почти.
— Я видела твой бой прошлой ночью, — мурлычет она. — Каковы были шансы? Когда назвали твое имя, я не могла поверить. Ты уничтожил того мужчину... даже не представляешь, как я от этого намокла.
Я впитываю ее слова и цепляюсь за каждый слог. Она находилась там прошлой ночью? Какого черта?
Она права. Каковы шансы? Амелия поднимается, чтобы погладить мое лицо тыльной стороной ладони, и я быстро хватаю ее за запястье. Ее темные глаза вспыхивают, возбуждение внезапно разливается по телу. Ее взгляд скользит между моими глазами и губами, и я на кратчайшую секунду задумываюсь о том, чтобы поцеловать ее, но тут в дело вступает моя гордость. Она сошла с ума, если думает, что я просто завалюсь к ней в постель и притворюсь, что она не вырвала мое чертово сердце и не скормила его собакам.
— Убирайся к черту из Портленда и не лезь в мою жизнь.
Небольшой толчок, и я отпускаю ее и проталкиваюсь мимо. Мне нужно выйти из зала. Воздух вдруг становится тяжелым, а стены не такими устойчивыми, как были, когда я вошел. Я чувствую, как паника — холодная, как лед, и тяжелая, как бетон, — заполняет мои легкие. Я не могу дышать. Провожу рукой по лицу и задыхаюсь. Мне нужно выйти на свежий воздух. Я знаю, что Амелия наблюдает за мной, поэтому не могу позволить ей стать свидетелем моего гребаного приступа паники прямо сейчас. Это заденет ее самолюбие, и я никогда не переживу этого. Она не зовет меня, да я и не жду. Амелия много чего умеет, но подлизываться — не из этого числа. Она залезет обратно в свою паутину, подзаправится и снова набросится на меня. Будет продолжать наступать и наступать… и я не уверен, что смогу что-то сделать, чтобы остановить ее.
Подойдя к двойным дверям, резко толкаю их, и они распахиваются, врезаясь в кирпич. Прохладный утренний воздух врывается в мои легкие, и я останавливаюсь на месте, чтобы сгорбиться, держась за колени для равновесия. Мое сердце сбивается с ритма, замедляясь до более «нормального» темпа.
Мне нужно выбраться отсюда, пока Амелия не решила проследить за мной. Что, если она знает, где я живу? Внезапно мысль о том, чтобы уехать из Портленда или сбросить машину с гребаного утеса, становится не такой уж плохой. Не могу жить с ней в одном штате, а что, если она узнает о Селене? У Селены какие-то проблемы? Амелия — больная извращенка. Неизвестно, что от нее ожидать. Я бегу к машине, не обращая внимания на свои переживания. Сейчас Селена — мой главный приоритет. Если хочу пройти через это... Селена должна знать все, и одной этой мысли достаточно, чтобы я захотел уехать из страны. Как бы я ни презирал идею впустить ее в дом, только так смогу предотвратить ее обращение против меня.
Сейчас она нужна мне как никогда.
Селена
Я нажимаю на пробел шесть раз, прежде чем сдаюсь. С тяжелым выдохом откидываюсь на спинку офисного кресла и отбиваю пальцами быстрый, разочарованный ритм по подлокотникам. Я просмотрела все сайты в поисках работы. Мне нужно что-то, хоть что-то, что заставит меня выйти из дома и выбросить из головы собственные мысли. К сожалению, единственные вакансии, на которые я подхожу, — это продавец в различных сетях быстрого питания или отвратительные стриптиз-клубы. Однажды я уже рассматривала идею раздеться — только, чтобы позлить отца. Даже договорилась с ним о прослушивании и попросила его отвезти меня туда. Оказалось, что тело у меня подходящее, а вот танцы — не столь впечатляющие.
В миллионный раз я возвращаюсь к прошлой ночи. Не знаю, о чем, черт возьми, думала, заставляя себя снова пережить это. Не знаю, как ему это удается, но каким-то образом он всегда заставляет меня верить, что все будет по-другому. Но никогда не бывает по-другому. Неужели меня так трудно полюбить? Я делаю все возможное, чтобы сделать его счастливым, даю ему все, что он хочет, но этого просто недостаточно. Не знаю, что еще можно сделать. Можно сколько угодно бросаться под автобус ради кого-то, прежде чем это убьет тебя. Когда же это закончится? Почему бы пресловутому автобусу не вбить в меня хоть немного разума, пока он не раздавит под своими гигантскими резиновыми колесами? Видит Бог, мне это необходимо. Сердце, несомненно, самая сильная мышца в нашем теле, но оно не заслуживает одобрения целиком. К тому же, оно еще и самое глупое.