Мой палец дрожит, чтобы прокрутить остальную часть смс, но я не позволяю. Похоже, это односторонние текстовые сообщения, но по выражению лица Джексона я догадываюсь, что он хотел на них ответить.
Мне требуется вся сила, чтобы вернуть ему телефон и снова начать двигаться, что, на удивление, каким-то образом мне удается.
Я отвожу взгляд в сторону.
— Ты видел ее до того, как пришел ко мне?
Он снова кивает.
— Я хотел поговорить с тобой и все рассказать... но найти нужные слова было слишком сложно. Когда ты уснула, я убежал.
— Ты не должен мне ничего объяснять, Джексон. — Или, по крайней мере, не должен за прошлые отношения. Что бы ни случилось, это касается только его и ее. — Твои отношения с ней были непростыми. Она была твоей первой любовью — возможно, единственной, — а я... — я отчаянно ищу подходящее слово и не могу подобрать. — Я — это я. Если чувствуешь, что должен объяснить мне, почему не хочешь продолжать то, что мы делаем, из-за нее, то не надо. Я все понимаю.
Джексон замедляется и хватает меня за предплечье, притягивая к себе.
— Что? Нет. Я здесь не для того, чтобы покончить с тобой, Селена. — Он говорит «покончить», как будто мы вообще что-то начинали. Я игнорирую желание позволить словам слететь с языка.
— Тогда почему ты здесь?
— Чтобы все рассказать тебе. Обнажить свою душу и надеяться, что ты найдешь в своем сердце силы простить меня за все те ужасные вещи, которые я делал и говорил тебе.
Я смотрю в его глаза, сбитая с толку. Что эта женщина имеет на него? Пытаться заставить Джексона говорить, было все равно, что открывать консервную банку резиновой ложкой, и все же он здесь, практически умоляет меня выслушать все, что он вывалит на стол. Я поджимаю губы. Может ли это быть правдой? Его зеленые глаза вспыхивают, требуя объяснений. Может, он боится потерять меня под перекрестным огнем, раз его бывшая в городе? Что она может сказать мне, что оттолкнет меня от Джексона? И она совсем спятила, если думает, что я не буду бороться за него до последнего.
— Как вы познакомились? — спрашиваю я, не особо желая знать их историю.
Я считаю, что единственный способ заставить Джексона доверять мне — это говорить со мной и чувствовать комфорт. Он несколько раз проводит рукой по затылку.
— Я был молод, когда впервые встретил ее — мне было шестнадцать. Амелия была старше, уже совершеннолетняя.
Я задыхаюсь.
— Она знала?
— Да, но ей было все равно.
Я чувствую, как мое лицо искажается от отвращения, а брови Джексона приподнимаются в знак сочувствия, принося едва заметные извинения за то, что побеспокоил меня. Я достаточно раз изображала адвоката, чтобы понять, что изнасилование по закону — ничто.
— Мы познакомились в ночном клубе, и я должен был сразу понять, что связаться с ней — не самая лучшая идея, но мне было все равно. Она казалась самой красивой женщиной, которую я когда-либо видел, — гораздо красивее девочек, которых я видел в школе. Я был хорошим мальчиком, хочешь верь или нет. Получал хорошие оценки, занимался разными видами спорта, а по вечерам в понедельник и четверг тренировался в местной школе ММА.
Я не могу осуждать его за то, что он пробирался в клубы в юном возрасте. Мы с Оливией делали то же самое — или только я.
Родители Оливии редко отпускали ее на улицу по ночам.
— Это твоя страсть? — я быстро перебиваю, используя его развязавшийся язык в своих интересах. — Драки?
Я предполагала, что Джексон всегда интересовался этим видом спорта, потому что работал с Сетом до и во время его карьеры в MMAC, но он никогда не упоминал о том, насколько страстно им увлекается. Грустная улыбка кривит его губы.
— Так и было.
Я хмурюсь.
— Было?
— Она заставляла меня драться так часто, что я устал от этого. Одна только мысль о драке выводила меня из себя, и мне приходилось останавливаться.
Я начинаю хмуриться еще сильнее.
— Она заставляла тебя драться?
Джексон вздыхает, его челюсть коротко сжимается.
— Я нападал на невинных людей, потому что это ее заводило. И заставляло ее хотеть меня еще больше, и этого мне было достаточно.
Я подношу руку ко рту и прикрываю ладонью.
— Что за хрень?
— Ага. — Его губы поджаты. Мне становится плохо, и я не знаю, осуждать ли мне Джексона или винить Амелию за то, что она манипулировала маленьким мальчиком.
— Как ты мог пойти на это? Ради секса?
Его радужные глаза вспыхивают — сочувствие, ясное как день.
— Ради любви.
Оу. На мгновение я задумалась, есть ли что-то, что ударит меня в живот больнее, чем эти два слова. Похоже, ему было так легко влюбиться в такую, как Амелия. Как такой ужасный человек может быть любимым? Я никогда никому не причиняла вреда. Никогда не приставала к мальчикам и не играла в эмоциональные игры, и все же меня невозможно полюбить. Я чувствую, как все мои эмоции, нервы — как угодно, — болезненно скручиваются внутри моего тела.
— Я хотел, чтобы она любила меня, как я любил ее, — добавляет он в качестве некоего разумного объяснения.
— Насколько сильно ты ее любил?
Он вздрагивает. Я тоже не хочу слышать ответ, но мое сердце — тот еще мазохист.
Оно хочет знать каждую чертову деталь о такой сильной любви... любви, которую оно никогда не испытает, если только он не вернет ее.
— Селена.
Мое имя — это просьба забрать свой вопрос обратно, но я не слушаюсь. Если он хочет поговорить, то должен ответить на каждый вопрос, который сорвется с моих губ.
— Насколько?
Проходят бесконечные секунды, каждая из которых мучительнее предыдущей. Когда он говорит, я сразу же жалею о своем вопросе.
— Я любил ее настолько, что бросил школу, родителей, ненавидел Сета, позволял ей выбирать для меня татуировки и бил тех, кого она хотела. Я любил ее настолько, что позволил ей причинять мне боль, издеваться надо мной и трахать так, что это причиняло мне физическую и эмоциональную боль. — Он сердито выдыхает. — Я любил ее больше, чем себя, больше, чем что-либо еще. Один взмах ее ресниц — и я был сражен наповал. Я готов был убить за нее и провести каждый день своей жизни в страданиях, лишь бы она была счастлива.
Я тяжело сглатываю. Ненавижу это. Как и слезы, наворачивающиеся на глаза. Ненавижу чувство абсолютного отвращения, бурлящее в желудке, но больше всего я ненавижу то, что завидую кому-то настолько психованному и переоцененному, как Амелия. Я никогда не заставлю его чувствовать себя так, как чувствовала сейчас и, возможно, продолжает чувствовать она.
Он опускает взгляд, ему явно не по себе от моей маленькой демонстрации слез.
— Не задавай мне таких вопросов, Селена. Я не пытаюсь тебя расстроить.
— Вы двое расстались, — заявляю я, проводя курткой по глазам и собирая тушь. — Как?
Джексон сжимает челюсти сильнее, чем я когда-либо видела.
— Однажды утром я проснулся, а ее уже не было. Вот и все.
Я с любопытством смотрю на него. Не умею читать мысли, но знаю, когда он что-то от меня скрывает.
— Вот так просто? — спрашиваю я.
Он поднимает на меня свой вызывающий взгляд.
— Да. — Его слова звучат неубедительно — он пытается отгородиться от меня стенами. Я знаю это, потому что на его лице застывает каменное выражение, даже глаза кажутся темными и безучастными.
— Для той, ради кого готов убить, ты должен был попытаться найти ее, а не переезжать из одного штата в другой, пытаясь забыть ее.
Он бросается вперед, сокращая расстояние между нами. Я взвизгиваю, когда он сжимает мои плечи своими большими руками и сильно прижимает меня к своему телу.
— Не заставляй меня делать это.
— Ты хочешь говорить, а я хочу знать. — Я покусываю зубами дрожащую нижнюю губу. — Я хочу знать все. Я хочу узнать тебя.
Его глаза смягчаются и смотрят на меня.
— Почему? Что ты надеешься услышать?
Мой взгляд задумчиво опускается к его губам. Даже я не знаю, что хочу услышать. Может быть, надеюсь, что, когда он расскажет свою историю, то поймет, что я стою того, чтобы рискнуть. Я надеюсь, что он поймет, что я могу сделать его счастливым, в отличие от нее.