Я закрываю дверь и иду за ними на кухню. Оливия и Сет разражаются хохотом, когда видят беспорядок, который я устроила. В воздухе витает странный запах горелого, но я притворяюсь, что не чувствую его, пытаясь успокоить собственное эго.
— Как ты умудрилась поджечь мюсли? — спрашивает Оливия, беря тряпку из раковины. Я пожимаю плечами, опираясь на скамейку.
— Я забыла, что положила их туда.
Покачав головой, она начинает убирать беспорядок, пока Сет ставит пакеты на скамейку. Я лениво наблюдаю, как они прибираются на кухне, готовясь к завтраку. Чего я никак не ожидала, так это того, что Сет отстегнет ремень с ребенком и передаст Хлою мне. Он прижимает ее к моей груди, и я чувствую, как мои глаза расширяются, когда обхватываю ее руками и прижимаю к себе ее крошечное тельце. Хотя технически она легкая, я задаюсь вопросом, все ли семимесячные дети весят столько же, сколько она.
— Я не могу ее удержать, — говорю я, не в силах скрыть панику в своем тоне. — Я ее уроню.
Я могу играть с Хлоей, но держать ее — совсем другое. Младенцы скользкие.
Сет ухмыляется, обнажая свои идеальные белые зубы.
— Тогда держи ее над столом. Если ты ее уронишь, ей не будет так больно.
Засранец. Он отворачивается и начинает распаковывать сумки, пока я держу его драгоценный груз на руках.
Я смотрю на нее и на маленькие пузырьки, которые она пускает губами. С каждым днем она все больше и больше похожа на своего папочку — за исключением ярко-зеленых глаз, разумеется. У нее тонкие черные волосы, и я вижу сквозь них светлую кожу головы. При ближайшем рассмотрении она больше похожа на Мэдди, сестру Сета. В любом случае, она разобьет миллион и одно сердце, когда повзрослеет.
— Ты давно видела Джексона? — спрашивает Оливия, не глядя мне в глаза.
Я смотрю на нее, пока она продолжает чистить микроволновку, и притворяюсь, что ее вопрос такой же обычный, как и вопрос о времени.
— Нет, уже как три дня.
Она прекращает уборку и на секунду заглядывает в микроволновку. Я чувствую, как стыд проявляется на моих щеках, когда Сет самодовольно смотрит на меня из-за своего плеча. Оливия поворачивается в мою сторону, ее глаза прищуренные и обвиняющие.
— Селена, ты уже две недели находишься в режиме самоистязания, а видела его только три дня назад? Какой смысл запирать себя, если ты не можешь даже на короткое время держать свои ноги сомкнутыми?
Я прижимаю Хлою к груди и закрываю ей уши. Ей не нужно это слышать. Не нужно знать, что у ее тети (самопровозглашенной) проблемы с мальчиками. Оливия закатывает глаза.
— Кто сказал, что я не могу держать ноги сомкнутыми? — спрашиваю я, чувствуя необходимость защищаться. — Может, мы всю ночь разговаривали.
Взгляды, которые я получаю от Оливии и Сета, одновременно забавны и тревожны.
Проклятье.
— Я всего лишь человек, — говорю я им, чувствуя необходимость защищаться.
Они — последние люди на Земле, которые должны укорять кого-то за отсутствие самоконтроля. Они — животные, и я вижу в их ближайшем будущем еще одного ребенка, если Оливия уже не залетела.
Когда Оливия открывает рот, чтобы сказать что-то еще, ее прерывает стук в дверь. У меня кровь стынет в жилах — или вскипает, — не знаю. На этот раз все знают, кто стоит по ту сторону двери. Я понимаю, что это не мой отец, потому что он в Милане до следующего месяца.
— Сет, возьми Хлою. — Я передаю ее на расстоянии вытянутой руки, и он притягивает ее к себе, а затем сажает на островок и дает ей небольшой упакованный сыр, чтобы она с ним поиграла.
Она визжит от восторга, а я направляюсь обратно к входной двери. На ходу глубоко вздыхаю и задерживаю дыхание на несколько секунд, прежде чем выдохнуть. Это не помогает успокоить наэлектризованные нервы и бешено колотящееся сердце. И вряд ли что-то поможет. Я всегда так себя чувствую перед встречей с ним.
Всегда.
Вначале они были не частыми, и я могла их угомонить, но сейчас, сейчас эти чувства сильны как никогда. Я приостанавливаюсь, когда подхожу к лакированному дереву, отделяющему меня от него. Что я скажу? Пригласить ли его войти? Или попросить уйти? Я провожу кончиками пальцев по лбу, как будто это поможет избавиться от нахлынувших вопросов. Но и это не помогает.
Ничто не помогает.
Я дотягиваюсь до ручки и поворачиваю ее. С последним дрожащим вдохом открываю дверь и оказываюсь лицом к лицу с мистером Джексоном Куинном. Его зеленые глаза загораются, оглядывая меня, а полные губы подергиваются в уголках. При этом взгляде мое сердце замирает, и я нервно переминаюсь с ноги на ногу. Почему он, должен быть так по-дурацки красив?
Оливии было легко. Ее бывший не был особенным по сравнению с Сетом, поэтому ей было легко двигаться дальше. Мне не с кем сравнивать Джексона. Никто не сравнится с ним.
Даже и близко не подходит.
— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я как можно более непринужденно.
Я горжусь тем, что в голосе звучит отстраненность. Меньше всего хочется, чтобы он услышал страх или волнение, которые я испытываю внутри. Он питается этим. Это приводит его в такое состояние, что у меня не хватает силы воли остановить его.
Ухмыляясь, он прислоняется к дверной раме, и я стараюсь не смотреть на то, как его светло-серая рубашка облегает его идеальные мышцы.
— Ты не звонила, поэтому я решил прийти и убедиться, что ты не сожгла дом.
Я закатываю глаза.
— Мой герой. — Я задерживаю дыхание, когда его ухмылка превращается в полноценную улыбку. Мои колени слегка слабеют. У него такая красивая улыбка. Дьявол точно знал, что делал, когда создавал Джексона. А его волосы... о, Боги. Я не должна была смотреть. Его светло-золотистые пряди всегда взъерошенные и неряшливые... это как криптонит для моих яичников.
— Давно тебя не видел... — бормочет он, и на мгновение в его чертах пробегает искренность.
— Прошло всего три дня, — напоминаю я ему, и он вскидывает брови.
— Тебе не кажется, что это вечность?
Я не понимаю смысла его слов. Возможно ли это? У него так часто меняется настроение, что я не успеваю за ним, поэтому не собираюсь показывать свою уязвимость — пока не поверю, что он этого заслуживает.
— У меня нет яиц, поэтому три дня без секса не кажутся мне вечностью.
Но это так. Последние три дня показались мне четырьмя вечностями — а может, и больше, — и я хочу его как никогда. Без предупреждения он поднимает свою сильную руку и хватает меня за запястье. Я задыхаюсь, когда он резко притягивает меня, и я врезаюсь в его тело. Меня захлестывает жар — всепоглощающий жар. Я чувствую, как он разливается по коже головы и по позвоночнику, пока мое тело не содрогается от прикосновения к его телу.
Его запах — неописуем. Такой свежий и глубокий одновременно. От него мой рот наполняется слюнями, и я с трудом сглатываю, когда он накрывает мою поясницу своей большой рукой.
Прикосновение мягкое, не требовательное, как его хватка на моем запястье.
— Речь не о сексе, — говорит он, наклоняя голову к моей.
Мои губы приоткрываются, выпуская медленный, нервный вздох. Моя кожа покрывается мурашками, и я с ужасом осознаю, что его губы находятся менее, чем в дюйме от моих. Они практически умоляют меня поглотить расстояние между нами.
Но я не сделаю этого.
Не сегодня.
Глава 2