Мягкий шлепок по щеке выводит меня из задумчивости. Я вообще спала? Моргнув, я открываю глаза и первое, что вижу, — маленькое пухлое личико с ярко-зелеными глазами и линией пузырьков между маленькими пухлыми губками. Я моргаю еще несколько раз, и крошечные губы раскрываются, обнажая полоски десен, прежде чем другая рука шлепает меня по лицу.
— Проснись, проснись, тетя Селли, — слышу я, как Оливия воркует голосом, в котором нет необходимости с утра. — Пора завтракать.
Я провожу руками по лицу и волосам.
— Который час? — спрашиваю я, подавляя зевок.
— Семь часов. Вставай. — Я стону. Семь часов? Семь-чертовых-часов? Господи. Если у меня когда-нибудь будет ребенок, он будет спать до девяти, как минимум. Я натягиваю подушку на лицо, отчего Хлоя хихикает и дергает ее.
— Приведи Хлою вниз, когда будешь готова, — говорит Оливия, а потом я ничего не слышу. Я выглядываю из-под подушки. — O? — ничего. — Оливия? Ты не можешь просто оставить меня с ней наедине! Что, если я уроню ее?
Она все еще не отвечает. Что. Она. Задница. Я со вздохом стряхиваю с себя подушку и отбрасываю одеяло. Что, если бы я была голой? К счастью для малышки Хлои, я сходила в туалет после того, как Джексон уснул прошлой ночью, и снова надела рубашку и нижнее белье. Если бы она увидела мою задницу, то осталась бы со шрамом на всю жизнь.
— Твоя мать — ужасный родитель, — говорю я Хлое, свесив ноги с края кровати. — Давай посмотрим, смогу ли я спустить тебя вниз к папе живой.
Дотянувшись до пары тренировочных штанов, которые Оливия одолжила мне прошлой ночью, я надеваю их и отталкиваюсь от кровати. Хлоя терпеливо ждет, пока я возьму ее на руки, натягивая одеяла и хихикая про себя.
Когда я поднимаю ее, она крепко вцепляется мне в волосы. Черт. Я не могу освободить ее, не пожертвовав рукой, и я едва могу нести ее на двух руках и не собираюсь пытаться на одной. Поэтому, вывернув шею, я осторожно выхожу из комнаты, направляюсь по коридору и спускаюсь по лестнице.
Каким-то чудом мне удается пройти через кухню, из которой, кстати, пахнет чертовски божественно, и выйти на задний дворик. Естественно, когда я выхожу на улицу, и они видят, как я несу Хлою с вывернутой шеей, а она вцепилась в мои волосы, все находят это уморительным. Просматривая свои пряди, я замечаю Сета, сидящего в кресле слева от меня, и подхожу к нему ближе.
— Ты должен заплатить мне за то, что я так долго держала ее и оставила в живых. — Он фыркает. — Вот, забирай своего ребенка.
Освободив Хлою из моих рук, Сет берет ее на руки, а я пытаюсь вырвать пальцы девочки из моих волос. Когда я, наконец, освобождаюсь, то быстро провожу пальцами по прядям и занимаю место рядом с Джексоном. Разговор быстро завязывается.
— Все еще хочешь детей? — Джексон шепчет мне на ухо, пока Сет и Дэррил спорят за столом о форме Джексона прошлой ночью.
Я улыбаюсь, чувствуя, как тепло разливается по моим венам и приливает к щекам. Не могу поверить, что я сказала это прошлой ночью.
— Я не уронила ее, так что это уже начало.
— Для тебя это был бы ад, — говорит он, ухмыляясь.
— Но ты поможешь мне, как Сет помогает Оливии.
Ого. Кто я? Мы сейчас серьезно разговариваем об этом? Что это значит? Мы решаем завести совместного ребенка? Или просто выясняем, на какой стадии находятся наши отношения? Может, единственный смысл этого разговора — показать, что мы готовы перейти к чему-то большему и лучшему? Джексон наклоняется и нежно целует меня в щеку. Это больше похоже на «не терзай свою маленькую головку», чем на «давай сделаем это». Я не волнуюсь. Уверена, когда я буду на сто процентов готова к рождению ребенка, то узнаю об этом. Сейчас я счастлива, помогая Джексону «собрать» его, и, кто знает, может быть, в процессе я тоже узнаю много нового о себе. Это захватывающее чувство — пробовать что-то новое. Большинство людей боятся нового, черной бездны перед собой, но только не я. Я процветаю в неизвестности. Мне нравится бездна, которая таит в себе миллион и одну возможность, стоит мне только сделать прыжок.
Разговор за завтраком затихает через двадцать минут, и Дэррила вызывают домой к семье. Единственный, кто продолжает есть, — Джексон. У него всегда был аппетит медведя гризли, даже больше, чем у Сета, который покончил со своей тарелкой раньше, чем я этим утром. Я оглядываю стол и не могу сдержать улыбку, которая бьется в уголках моих губ. Я скучала по таким вот посиделкам со всеми. В воздухе нет враждебности, удушающего сексуального напряжения или невысказанной ярости. Это приятно для разнообразия, а улыбающееся детское личико Хлои — вишенка на вершине.
Я подпрыгиваю, когда Джексон опускает свою тяжелую руку на мою и переплетает наши пальцы. В шоке я смотрю на свою руку, которую он крепко сжимает. Держаться за руку? Я бросаю взгляд на Оливию, и они тоже смотрят на него. Мы все потрясены, и не зря. Джексон не любит публичных проявлений привязанности, особенно в виде держания за руку. Я бросаю на него взгляд, но он выглядит невозмутимым и продолжает есть свой завтрак, как будто ничего не изменилось, и он не поглаживает большим пальцем верхнюю часть моей руки. Оливия прочищает горло.
— Сет, помоги мне прибраться на кухне.
Быстро кивнув, он берет малышку Хлою, и они оставляют нас с Джексоном наедине. В конце концов зеленые радужки Джексона, которые сегодня стали намного ярче, смотрят прямо на меня. Его губы кривятся, а глаза вспыхивают, совершенно забавляясь моим выражением лица.
— Это называется «держать за руку», Селена. — Я краснею и хмуро смотрю на него.
— Я знаю, как это называется.
— Тогда почему ты выглядишь такой смущенной?
— Потому что ты... мы не... — вздыхаю я. — Я запуталась во всей этой ситуации.
— Прошлая ночь не заставила тебя почувствовать себя другим человеком? — спрашивает он, наклоняя голову.
Я киваю.
— Да, но это должно было быть что-то особенное, чтобы ты захотел взять меня за руку, пока все смотрят. — Обычно, когда разговор становится слишком тяжелым, Джексон не может поддерживать зрительный контакт, но сегодня утром он просто смотрит на меня, пока говорит.
— Может, это было что-то особенное. Может я хочу, чтобы люди знали, что мы, наконец, полноценная пара. — Мои губы дергаются.
— Пара? Это то, чем мы являемся?
Я никогда не думала, что услышу от него такие слова, ни за что на свете, и улыбка на моем лице — тому доказательство.
— Думаешь, теперь, когда я полностью в твоем распоряжении, я отпущу тебя? — свободной рукой он берет салфетку и вытирает рот, после чего сминает ее и бросает на свою тарелку. — Ты теперь моя, и ты — все, что мне нужно. Больше ничего.
Я смотрю на него, застыв в благоговейном ужасе. Никогда не думала, что услышу такие сладкие слова из его уст.
— Ты уверен? — спрашиваю я. — Действительно хочешь, чтобы то, что у нас есть, стало чем-то большим?
Мои мышцы болезненно сжимаются, пока он целенаправленно обдумывает свой ответ. Я вижу смешинки в его глазах, когда он проводит языком по губам.
— Ты хочешь этого? — я киваю.
— Это все, чего я когда-либо хотела для нас.
— Тогда я тоже этого хочу. — Он наклоняется ко мне, и я выдерживаю дистанцию, пока между нашими лицами не остается всего дюйм. Мои легкие выжимают воздух быстрее, чем я вдыхаю, когда мой взгляд опускается к его губам. Я хочу, чтобы он проглотил этот последний маленький дюйм со страстью и энергией, но он не делает этого.