Глава 3
Хоспис. Какая несправедливость!
Гарик всегда был переполнен жизнью, она бурлила в нём неуёмной энергией и щедро изливалась на всех, кто его окружал, а сейчас я ехала туда, где для надежды на жизнь места не было. Это было нечестно!
Машину тряхнуло в повороте, и дорога перестала быть ровной – мы свернули с шоссе. Павел – «мой» таксист, отличный парень – подвозит, когда мне случается ехать в незнакомое место, особенно если это так далеко. На его «я провожу?» мне со вздохом пришлось согласиться. Не люблю излишней опеки, но блуждать по незнакомому зданию не хотелось. У регистратуры я его отпустила обратно к машине – девушка с мягким голосом, очевидно, медсестра, вызвалась проводить меня к Гарику сама. Мы поднялись по лестнице, свернули в длинный коридор, снова вышли на лестницу, уже другую, и поднялись ещё на этаж.
- К кому? – окликнула нас какая- то женщина.
Я слышала, как она поднимается со стула, как протискивает из-за стойки крупное тело – шуршал халат, обтираясь о пластик. Тяжело дыша, женщина неторопливо побрела нам навстречу.
- К Аванесяну.
- В пятую? Он спит, вообще-то. Вы бы пришли в другое вр…
Фраза оборвалась на полуслове. По всей вероятности, она поздно заметила мою трость или поздно сообразила, что это значит.
- Иди, Ань, дальше я сама, - обратилась женщина к моей провожатой.
- Спасибо, - я кивнула девушке и приготовилась идти за новым проводником, но та стояла, не двигаясь с места, и в упор меня рассматривала. Я ощутила её неприязнь, как липкий холодок на лице.
- Ты, что ли, Лиза?
Понятно. Гарик звал Лизу! Откуда было знать этой женщине, что они расстались год назад… Раздражение, вызванное задержкой и страной реакцией этой женщины, исчезло, сменившись неожиданной теплотой – она его жалела, заранее негодуя на ту, что здесь не появилась!
- Нет. Я не Лиза. Я – Света, его друг. Проводите меня к нему, пожалуйста! Неужели всё так плохо?
- Ему сейчас не плохо, физически. Препараты очень сильные. Но… он умирает и знает это. Немногие соглашаются это принять. Ваш Гарик – сильный. И молодой. Таких всегда ещё жальче.
Женщина вздохнула и попыталась взять меня под руку.
Я отстранилась:
- Не надо, спасибо. Просто идите впереди.
Остро пахло больницей. Почему-то – цветами. Не букетами в вазах, а теми, что растут в больших горшках. На память пришёл коридор нашего интерната и целый сад растений за невысокой деревянной оградкой в рекреации второго этажа. Вспомнил ли Гарик то же самое?
- Здесь он, кровать справа.
Она открыла дверь, и я почувствовала тепло на лице – за окном вовсю светило весеннее яркое солнце.
- Гарик, к тебе пришли! – весело, без всякой фальши или преувеличения сообщила она.
- Кто?
Господи! У меня дрогнуло сердце. Таким слабым и тихим голосом отозвался мой давний друг.
- Гарь, это я, Света.
- Светка… Иди ближе… Руку дай!
Гарик тоже был «тоталом». Все остальные в нашем классе имели хоть полпроцента зрения, кроме нас двоих. Это нас поначалу и сблизило.
Я поймала его руку, прохладную, вялую. Легонько пожала. Было ощущение, что её можно смять, сломать неосторожным движением. Это Гарика-то лапищу! Щуплый и костлявый в детстве, он вымахал в двухметрового детину, поднимался на Эльбрус, руководил секцией для слабовидящих при большом скалодроме, неутомимый путешественник и душа любой компании. Мы не виделись всего пару месяцев, как же так?
- Гарька, - ком в горле мешал мне говорить, - как же так?
- Ты садись, Свет. Не торопишься?
Речь Гарика была замедленной, он тянул слова, словно с трудом отыскивал в голове нужные. «Наркотик! - осенило меня. - Он под лекарствами!»
- Здесь неплохо. Жаль, что я тебя раньше не позвал. Никого не позвал. Стыдно было…
- Чего? Чего ты стыдился, дурак какой! – я всеми силами старалась удержаться от слёз.
- Слабости. Правда дурак, - согласился он. – Никогда не думал, что меня может коснуться… Что это будет вот так. Думал, что смерть – это миг. Вспышка. Обрыв. А не мешок с дерьмом, наркоманское нетерпение в ожидании укола и жалость, разлитая в воздухе… Проклятая жалость!
Он выдохся, замолчал, часто и тяжело дыша. Руку мою не отпускал, слабо цепляясь за неё, как за страховку над пропастью.
- Гарька, я не знаю, что сказать. Ты, главное, не бойся! Ты же никогда ничего не боялся.
- Да ладно тебе, - он странно запыхтел, и я поняла – смеётся, - ты-то знаешь, чего я боюсь.