— Перестань, Лев… Не говори ерунды, — замотал головой Антон и взял его за руки, чтобы согреть и успокоить. — Мне нужен только ты — чтобы с тобой все было в порядке, чтобы я знал об этом. Так что ничего ты не посидишь. Мы тебя поставим на ноги…
Наконец минуты закапали медленнее. Горячев ощутил это так, словно кто-то завернул кран после страшной протечки — и вот время почти совсем остановилось. Он, продолжая уговаривать Льва словами и прикосновениями, даже не сразу понял, что визгом тормозов заявили о своем появлении девушки, лихо припарковавшись рядом. Елена выросла передо Львом сразу в позе командира, окинула цепким взглядом картину и, облегченно выдохнув, начала отчитывать:
— Лев, блядь, вот все в твоей жизни через жопу. И я удивлена, что родился ты не этим местом! Тебе, придурку, сколько раз говорили не пить их так, не пить их столько, не пить их, они же снижают давление, — Богданова достала из сумочки еще одну бутылку воды и засунула брату в руки с твердым приказом «пей еще» и угрозой — «а то блевать заставлю».
Богданов, пошатываясь даже в сидячем положении и с опорой, покорно опустошал бутылку. А Антон, поджав губы, думал, что готов был сказать ему все то же самое. Но не сейчас. Сейчас он наблюдал за тем, как Настя, непривычно взвинченная, дергает за плечи каждого, чтобы разделить болезненное счастье за сохраненную человеческую жизнь; как Леха тяжело дышит и боится сказать что-то в страхе спугнуть повернувшуюся к ним лицом удачу.
— В следующий раз, когда ты решишь покинуть страну своим ходом, я догоню тебя и откручу голову. Сегодня не буду, а то ты в таком состоянии даже не почувствуешь ничерта, — грозилась Елена. Она спросила, сколько таблеток Богданов выпил. Убедилась, что у него нет передозировки, и сказала, что завтра он точно оклемается. Теперь его надо было довести до дома, уложить спать и хорошо накормить утром. — Ну, куда везем?
— Ко мне, — твердо ответил Антон и поднялся, а за собой потянул и Льва. На ногах тот фактически не стоял, так что на помощь сразу пришел Котков — вдвоем они под руки дотащили напившегося лекарств Богданова до машины. Устроили на заднем сидении. Горячев тут же сел рядом.
— Надо будет, чтобы ты поднялся с нами, Лех, — качал он головой. — Я его до квартиры один не унесу.
Краем уха Антон услышал, как переговаривались Настя с Еленой. Хакерша, нервно закручивая дреды на кулак, с глухой злостью выплескивала пережитый стресс. Ругалась: мол, если у Богданова арестовали все имущество, то почему не арестовали машину? Почему его не остановили на дороге? Тогда ведь и искать бы не пришлось. Оказалось, что боком тут вышла семейная предусмотрительность — «крузак», как и корпоративный коттедж до недавнего времени, находился в собственности Елены.
Дорога была спокойная. Застывшая. Может быть, оттого, что, въехав в город, пришлось попасть в утреннюю пробку. Может, оттого, что Антону одного взгляда на Льва хватало, чтобы снова сжалось сердце. Весь обратный путь тот оставался неподвижным, словно восковым. Горячев уложил его голову к себе на плечо и крепко обнимал, молчаливо крича о своей любви непрерывным поцелуем в макушку, безответной игрой с нежными длинными пальцами.
С Богдановой и Настей они разминулись в центре. Антон обещал отчитываться о каждом изменении, каждом шаге, а первые из них — от машины до двери, от двери до лифта, от лифта до порога — давались нелегко. Перед друзьями Горячев рассыпался в благодарностях; перед Котковым — лично, перед остальными — как сумел. И когда они с Богдановым остались наедине, Антон выдохнул окончательно.
Сложно было ощущать себя в безопасности после того, что натворил Валентин Багратионов, однако стены собственного дома в эту минуту напоминали Антону нерушимую крепость. Елена оставила единственную инструкцию: не переживать и просто уложить Богданова отдыхать, чем Горячев и занялся. Совсем скоро Лев оказался в постели, под теплым одеялом и теплым боком. Богданов будто отключился. Погас внутри огонь, а вместе с ним — и личность. Лев безэмоционально смотрел в потолок, медленно сглатывая, — глотку цепкой хваткой сжали чувства.
— Я тебя люблю… — шепнул Антон, толкнувшись носом в висок. Он бережно гладил Льва по плечам и животу, пытаясь согреть, стереть замершее под налетом слабости напряжение раньше, чем оно прорвется наружу. Конечно, Горячев понимал, что не сможет. Сейчас, когда новый день нависал над их убежищем холодной неизвестностью, он не знал, что делать. Знал только, что должен оставаться рядом. Что они оба должны отдохнуть, прежде чем что-то решать. — Лев… Смотри на меня, м?
Горячев пропустил одну свою руку под голову Богданова, чтобы приподнять ее, и обратил его лицо к себе. Лев поморщился, пытался было отвернуться, но вместо этого просто обнял Антона, убирая из-под себя его руку, жадно стискивая в захвате. Горячеву стало понятно, что Лев прячется. Прячется в том числе и от него.
Проснулся Антон под монотонный бубнеж, который доносился с кухни. Часы отрешенно показывали самый разгар дня, будильники безапелляционно молчали, ролл-шторы плотно закрывали помещение от солнечного взгляда. Богданова рядом не было. Горячев засопел и перевернулся на спину. Голова ужасно гудела, тело после безумной ночи ныло — действительность никак не хотела складываться в привычную приятную картину, как часто бывает после увиденного жуткого кошмара и тогда, когда нарушается сам ритм жизни. Антон чувствовал себя ужасно помятым и больным, но, отсчитав мысленно пятнадцать секунд, подскочил с готовностью солдата, несущего срочную службу, натянул нашедшиеся под рукой шорты и заспешил на звук.
Богданов нашелся в окружении смятых бумажных листов и двух кружек с горячим кофе. Лев злился — разговор по телефону, который он вел, шел явно по неверному руслу.
— Да, но… Я понял. Всего доброго, — хлестко ответил Богданов и сбросил звонок, агрессивно вбившись пальцем в дисплей. Еще один безопасный снаряд полетел в сторону двери, прямо под ноги к Горячеву. Тот поднял смятый ком и развернул. На листке были написаны имена и телефоны, отработанные контакты щедро зачеркивались.
— Привет, — выдохнул Антон и потер слезящийся от недоброго пробуждения глаз, а затем тяжело сел на табурет рядом со Львом. Первым делом Горячев украл одну из чашек и жадно глотнул. Горечь кофе смыла неприятный вкус изо рта, отрезвила разум и зрение. Тут уж можно было и обстановку оценить: судя по количеству белых шуршащих комков, Богданов встал как минимум час назад.
— Привет, — криво улыбнулся Лев, стиснув телефон в кулаке и постучав им по собственному виску. — Хотел извиниться за вчерашнее. Перед всеми уже да, только ты остался, спящий красавец. И… Спасибо.
Эти слова взбодрили Антона лучше, чем мог бы холодный душ. Взбодрили и оставили с приятным послевкусием. Перестали так больно давить в своих тисках сердце переживания.
— Не за что извиняться. Мы бы всю область ради тебя перевернули, если бы было нужно, — Горячев качнул головой. — Ты ведь в семье, Лев. Ты же не забыл об этом?
Богданов дернул плечом и отвел взгляд в сторону, затем неопределенно покачав в воздухе телефоном.
— И нахлебником мне быть не хочется. Пытаюсь найти работу. Чтобы взять себе адвоката и решить ситуацию с арестом имущества на этапе регистрации сделки, мне необходимы деньги. Елена не пустая, но требовать чего-то с нее… Мне и так уже со всех сторон стыдно и мерзко, — Лев прикусил губу, но скоро отвлекся на Антона, щелкнув его пальцем по носу. — Нет денег — нет связей. Все, они все отворачиваются… Зато тебя больше не рвут на части псы припадочного Валентина.
— Не рвут… — Антон вздохнул и дернул уголком губ. — Мне, кстати, звонили. Вчера. Ну, я писал тебе. Мне не нравится, Лев, что тебе пришлось отдать из-за меня все. Даже если ты оцениваешь меня так… Я благодарен тебе, но… Я не знаю. Не знаю, можно ли было этого избежать.
Вряд ли трудное пробуждение и еще более трудная ночь были причиной того, что Антон никак не мог уложить в голове, с чего начался для него этот день. Решительность Льва была объяснима, но пугала. Это состояние Горячеву едва ли было знакомо морально, но физически он переживал подобное несколько раз: когда ты на грани, стоит твоему организму получить необходимый гормональный допинг — или дозу обезболивающего, — и на время ты забываешь о травме, какой бы тяжелой она ни была. Однако вместе с тем ты не контролируешь свое состояние, не думаешь о безопасности, и все, чем ты располагаешь — это огромным высвобожденным резервом энергии; мир видишь тоннельным зрением, в фокусе которого — единственная важная цель. Горячев боялся, потому что практический подход к проблеме не значил, что ситуация стабилизировалась. Обожгла холодом мысль: любая неудача, даже мелкая в сравнении с произошедшим, может обернуться для Богданова новым ударом под дых. В переполненную чашу не доливают и капли. Но и паниковать Антон не имел права. Он понял, что должен принять условия игры — и по возможности помочь в ее прохождении.